— Шип, — слышит он. Шип — значит морское судно. Они моряки — эти иностранцы. Подумать только, пришли из Аргентины.
— Аргентина! — восклицает Аскольд. — Рио-де-Жанейро!
Моряки хохочут.
— Буэнос-Айрес, — слышит Аскольд.
Ах да, верно! Ерунда, разница небольшая. Буэнос-Айрес тоже красота. Вери бьютифул.
— Вери, вери, — подтверждают моряки.
До чего легко говорить по-английски, особенно когда немного выпьешь. В школе за английский Аскольд неизменно получал тройку, а тут английские слова прямо-таки сами летят с языка.
Тот, что с молниями, — сосед Аскольда.
— Гамбург, — говорит он и хлопает себя по груди, по лоснящейся зеленоватой коже, изрезанной блестящими карманами и карманчиками.
— Лондон, — сообщает моряк, сидящий напротив, и прижимает руку к галстуку. Сейчас видна только кудрявая голова девицы в купальнике. Мировой галстук!
— Лондон! — откликается Аскольд. — Антони Иден — министр. — Он мнет в кулаке собственный галстук, потом поднимает большой палец. Галстук, чувствуете? Йес? Вери бьютифул Антони Иден галстук носит. Йес? Правда.
Еще какие-то слова слетают с языка Аскольда — английские, а может быть, и не английские. Все равно, он положительно убежден, что рассказывает про Идена. О том, как Иден выбирает себе галстук. С помощью поваров, шоферов и прочей бражки.
Сосед кладет ему на плечо руку. От куртки пахнет незнакомым табаком и еще чем-то не нашим. Классный запах! Заиметь бы такую одежонку! Зеленая с желтизной, самая модная. Болотная зелень, как говорят девчонки. Ну да, наверно, она самая!
— Ай эм Ревякин, — говорит Аскольд. — Ай эм Кольди, йес, мистер!
Моряк смеется.
— Кольди? — спрашивает он. — Разве у вас есть такое имя? Я не слыхал.
— Йес, йес, — кивает Аскольд. Не сразу доходит до него, что сосед говорит по-русски.
Что же, тем лучше! Он щупает рукав куртки. Немец придвигается к Аскольду, распахнутая куртка дышит прямо в лицо своими редкостными запахами.
— Вам нравится? — спрашивает немец.
Ну, стесняться нечего.
— О’кей! — отвечает Аскольд. Ему жаль расставаться с английским языком.
— Мне она надоела, — слышит он. — Я собирается ее… выбрасывать. Пам! В море…
Такую вещь! Аскольд в ужасе схватил немца за локоть. Тот дернулся, должно быть вздрогнул от неожиданности.
— Но если вам нравится…
— Вам же пригодятся рубли, — шепнул Аскольд скороговоркой, подмигнул и огляделся. Опасности как будто нет. Никто не слышит его. Военный за тем столом занят едой. Да и кому какое дело тут, в ресторане…
Нет ли у немца еще чего-нибудь? Мировой подвертывается бизнес! Только бы не упустить… Аскольд еще раз украдкой посмотрел на военного. Тот с аппетитом жевал бифштекс. Обстановка спокойная. Все же лучше не рисковать.
— У меня есть рубли, — сказал Аскольд. — Но тут неудобно, понимаете?
Немец понял. Он первый встал из-за стола. Аскольду пришлось посидеть еще десять минут. Ровно десять, ни минутой меньше! Так сказал ему немец тоном приказа. Видать, не новичок в таких делах.
Аскольд ерзал и почти не спускал глаз с минутной стрелки. Потом ринулся к выходу. Он даже не попрощался с моряками, так томило его нетерпение. На улице моросил дождь, желтый свет фонарей расплывался на мокром пустынном тротуаре масляными лужицами.
Вдруг обманул немчура? Натрепался и удрал! От этой мысли Аскольд даже отрезвел немного. Неужели рухнет такой великолепный бизнес?
Ведь за эту куртку… Да нет, суть не в цене! Загнать куртку можно в любой момент, с ногтями оторвут. Сперва он уж покрасуется в ней!
Если только не сбежал немец…
Моряк ждал в боковой аллейке, в самой чаще. Кожаная куртка слабо блеснула в полумраке, — немец шагнул навстречу Аскольду, который уже начал впадать в отчаяние.
— Что просите? — произнес он, сдерживая радость.
— Рублей не нужно.
— Как? — из Аскольда вылетели остатки винного духа. — Тогда что же?..
— Я не могу вернуться так… На пароход, раздетый — это нехорошо. Это нельзя. Я возьму у вас пиджак.
— Меняться? С великим удовольствием! — Аскольд тотчас спустил с плеч свой пиджачок, но немец удержал его.
Вдали быстрым шагом пересек аллейку одинокий прохожий в плаще. И где-то еще дальше сонно бубнили два пьяных голоса. Они умолкли, и сквер затих совершенно. Аскольд слышал только свое дыхание, распиравшее грудь.
Немец толкнул его на тропинку, и они побежали, пригнувшись, под холодными каплями, падавшими с потревоженных веток.
Минуту спустя Аскольд забыл обо всем на свете. Куртка на нем! Он затискивал круглые толстые пуговицы в узкие, непослушные петли и шарил взглядом по серой, потрескавшейся стене уборной, — невольно искал зеркало.
— Э, ваш пиджак… — донеслось до него, — извините, он не есть лучший качество…
Немец комкал толстую, в мелкую крапинку ткань, и складки не сглаживались.
Аскольд, сопя, застегнул последнюю пуговицу. Бизнес сделан! Что ему еще надо? Пиджак, конечно, не люкс, из дешевых. Ну, пускай берет рубли в придачу.
Но немец и на этот раз отказался от денег. Он нагнулся, ущипнул брюки Аскольда, неопределенно хмыкнул, потом ухватил воротник его рубашки.
— У вас такой же самый рост, — тихо сказал немец и потянул воротник к себе.