Корвет «Бриль»

Сидя в проходной порта, Аскольд вытирал кулаками слезы. Как убедить, что он не продал паспорт? Вот он прибежал сюда, заявил о пропаже сам, но вахтеры не жалеют его. Ничуть! Смотрят, как на преступника.

В тюрьме, наверно, такой же бетонный пол, такое же маленькое окошко. Только с решеткой.

— Догулялся, молодой человек, — сказал толстый вахтер, поговорив с кем-то по телефону. — Я в твои годы кирпичи таскал. Кир-пи-чики, — прибавил он нараспев.

Вскоре вошел, строго стуча каблуками, солдат с автоматом, низенький, коренастый, очень вежливый.

— Прошу вас, — сказал он тенорком.

«А вдруг расстреляют, — подумал Кольди, глядя на автомат. — А что? Очень просто! Может, новый закон издали…»

Он нервно всхлипнул, солдат, не расслышав, произнес:

— Будьте здоровы!

— На том свете! — отозвался Кольди.

Очутившись в кабинете Чаушева, он меньше всего ожидал увидеть свой паспорт. Он как ни в чем не бывало лежал на столе перед подполковником. От радости, от удивления Аскольд онемел, и Чаушеву пришлось повторить вопрос.

— Имя? Фамилия?

Аскольд сказал.

— Адрес?

Кольди запнулся, но сказал. Номер дома на миг выскочил из головы.

— Место работы?

— Нет, — произнес Кольди.

— А это как понимать? Что тут наляпано? Недавно получили паспорт и измазали…

— Так… Баловались.

— Паспорт, значит, для баловства выдается? Зачем сюда приехали?

— Особенного ничего… Прошвырнуться, — выдавливает Аскольд.

Он уже оправился от страха. Паспорт спасен — это главное. Мрачное видение тюрьмы улетучилось.

— И бизнес устроить?

— Товарищ… Гражданин полковник! — взмолился Аскольд. — Я ни гроша… Мы поменялись просто… Он мне свое, я ему свое…

— И паспорт в придачу.

От взгляда подполковника Аскольду стало холодно. Страхи мгновенно вернулись.

— Ей же богу! Ну вот честное слово!.. Забыл паспорт в кармане, а он… Он и обрадовался, гад! А я не в себе был, выпил, знаете… За это же не судят, я считаю…

— По головке не гладят.

— А что я сделал? — встрепенулся Аскольд. — Ладно, сажайте! Мой отчим так не оставит… Мой отчим в министерстве, так что имейте в виду…

— Ах, вот что!

До сих пор юнец был жалок, даже смешон. Чаушев был склонен пожалеть его. Несчастный мальчик с неразвитым умом, выращенный как-то вне труда, — на меже, сорнячком. И вдруг — «мой отчим в министерстве». Он выложил свой последний козырь и сразу скис, но угроза в его словах была слишком ясна. Тунеядец попытался укусить.

Попробуй перевоспитать такого! Увы, не каждый обладает талантом Макаренко. В тюрьму этого хлюста покамест не посадят. Но трудиться заставят!

— Вас даже не интересует, кто позаботился отыскать ваш паспорт! — говорит Чаушев. — Кого вы должны благодарить.

— Вас, надо думать…

— Блестящая сообразительность!

В старину таких оболтусов пороли. Снимали штаны и пороли. Розгами или ремнем. В некоторых случаях и сейчас помогло бы такое лекарство. Сдерживая раздражение, Чаушев велит Ревякину рассказать все как было, по порядку.

Потом Чаушев выясняет, в каких условиях живет Аскольд, что за семья, чем занимаются. Далеко не все войдет в протокол этого допроса. Но подполковник хочет знать больше, как можно больше.

Аскольду восемнадцать лет, он ровесник сыну Чаушева Алешке. Нелепо, конечно, сравнивать их. Алешка умница, кончил школу с пятерками, работает на заводе, строит телевизоры, поступает на заочный электротехнический. Да, к счастью, непохож на этого…

Но раз ты отец, отношение твое к восемнадцатилетним, к одногодкам сына, не замкнешь в рамки служебного. Вот и сейчас… Вспомнился утренний разговор с сыном за завтраком. «Подкинул бы мне, папка, — просил Алешка. — На мягкость».

Алешка сам решил отдыхать на собственные деньги. Слово дал не брать у отца…

Чаушев еще раз оглядывает Аскольда Ревякина. Сидит, раскинув колени, нескладно. Лицо испуганное и вместе с тем злое. Экий недоросль! Видно, с детских лет не было ему запретов. Все разрешалось. Правда, отец не родной… Что ж, иногда пасынка балуют еще пуще, опасаясь попреков со стороны разных кумушек.

Подполковник нажал кнопку. Ревякина, дрожащего и побледневшего, увели.

Чаушев придвинул блокнот, написал официальное письмо в Москву, в прокуратуру. Вызвал дежурного офицера, приказал немедленно отпечатать и послать.

И снова — хоть ничем не похож Ревякин на Алешку — мысли вернулись к сыну. Никаких поблажек! Пусть жена считает тираном, самодуром, кем угодно… Рано Алешке ездить в мягком. Молод еще!

— Пакет, товарищ подполковник, — раздается голос дежурного. — От Соколова.

— Что там?

— Печально, товарищ подполковник. Салова потеряли. Ускользнул от наблюдения в двадцать два сорок, в Ивановке.

Чаушев взглянул на часы. «Пятьдесят четыре минуты назад», — подсчитал он машинально и представил себе Ивановку, заброшенный хутор, территорию будущей стройки. Пустыри, прохудившиеся сараюшки, штабеля леса, кирпичей, а дальше, к морю, — кустарники, болотца, волны камышей. Он догадывался, как это случилось. Старый разведчик, до сих пор особенно не затруднявший своих преследователей, вдруг взял да и сбил их со следа. Припомнил, чему его обучали…