Корвет «Бриль»

Между тем о Салове получены новые данные. Это старый, давно заброшенный к нам агент. Кому он теперь понадобился и зачем? Чаушев задал этот вопрос капитану Соколову. Тот ответил пожатием плеч.

Чаушев уже привык к Соколову, к его языку жестов. Говорит он очень мало. Два-три слова — это уже пространное рассуждение. В данном случае Чаушев не требовал пояснений, он понял капитана.

Соколов не знает, зачем потревожили Салова. Стало быть, и наверху известно не больше. Ответ может быть получен только здесь в ходе поиска. Именно таков смысл указаний, присланных Москвой.

«Действовать по обстановке» — так звучат эти указания в лаконичной передаче Соколова.

Чаушев расшифровал их сам. Капитану оставалось только в знак согласия одобрительно молчать, двигая желтоватыми бровями и заодно веснушками на висках и на лбу.

Задержать Салова сейчас — проще простого. Но велик ли толк? Выждать, разгадать ход противника — вот что желательно. Понятно, это рискованно. Можно и прогадать, погнавшись за двумя зайцами…

Соколов вопросительно смотрит на Чаушева, мягко барабаня по столу пальцами.

— Вам решать, — произнес капитан.

Чаушев медлил, взвешивая шансы. Допустим, Салов прибыл сюда в качестве связного. Можно предполагать, что он имел свидание с Шольцем, передал ему почту, если она была… Но он не уехал после этого, остался в городе. Почему? Надеется уйти за кордон? Порт велик, в нем два десятка судов, флаги дюжины государств. Допустим, Салова возьмут на «Орион». Но что если Салов в последний момент выпадет из поля зрения, проскользнет. Правда, охрана границы усилена…

Да, проскользнет, если кордон замкнут неплотно. Если не все лазейки просматриваются. Можно ли поручиться? Ответственность велика, и никто не навязывает ее. Москва не приказывает. Действовать по обстановке, вот и все.

Есть лишь один человек, который может приказать. Это он, Чаушев. Самому себе.

— Пожалуй, попробуем, — говорит он.

Соколов выпрямился на стуле. Он весь потеплел, глаза улыбались, веснушки пылали на его бронзовом лице.

— Попытаемся, — сказал Чаушев тверже.

Трудное решение нуждается не только в доводах логики. Дорого и единомыслие друга. Даже его молчание, такое хорошее, такое понятное…

Соколов ушел, коротко пожав Чаушеву руку. Морщась, подполковник расправил пальцы.

В дверь постучали. Вошел лейтенант Мячин, красный, запыхавшийся, положил перед начальником паспорт. Ревякин Аскольд Леонидович, год рождения тысяча девятьсот сорок четвертый. Штамп с места работы слепой, сплошная клякса. Видимо, не работает…

— Удалось выручить документ, — проговорил Мячин. — Со скандалом…

Мячин очень спешил доложить начальнику о происшествии и от волнения растерял слова.

Курт Шольц, радист парохода «Орион», — вот кто учинил скандал. Вообще опасный тип… Остальные, хоть и выпили, вернулись на судно тихо, без шума, предъявили часовому свои пропуска… А Шольц, во-первых, явился переодетый. Он обменялся одеждой с фарцовщиком. Мало того, приобрел у этого фарцовщика паспорт. Или у кого-то другого… Пропуска часовому не показал, совал ему деньги, орал, ругался по-русски. Вел себя так, как будто допился до чертиков. Хорошо, вышел Мартин, помог усмирить.

Мартина он, видать, боится. Сразу прекратил безобразие, вытащил пропуск. Его увели спать и, должно быть, раздели. Так или иначе, это Мартин вынес паспорт.

— Пропуск у Шольца отнят, — закончил Мячин.

— Правильно, — кивнул Чаушев.

— Пускай посидит без берега, — сказал Мячин. — Охотник за советскими паспортами…

Мячин сказал это потому, что все еще кипел от возмущения. И, кроме того, начальник почему-то слишком спокойно отнесся к событию.

— Охотник? — Чаушев резко вскинул глаза на лейтенанта, как будто оторвавшись от размышлений. — Странный охотник… Добыл паспорт и вопит на весь порт.

Мячин молчал. Он собирался похвалить Мартина, но иронический тон начальника смутил лейтенанта. Начальник, видимо, не в настроении…

Лейтенант поверил Мартину с первой встречи. И теперь Мартин оправдал доверие. Еще бы! Что стоило ему спрятать паспорт? Так нет, он же выдал члена экипажа, вывел на свежую воду этого Шольца, заядлого гитлеровца. А подполковник… Он, кажется, даже не обратил ни малейшего внимания на благородный поступок Мартина.

— Мартин очень извинялся, — сухо и несколько обиженно произнес лейтенант.

— Извиняться они умеют, — услышал он.

Непостижимо! Мячин вздохнул. Нет, начальник явно не в духе. Ну, разумеется, человек старой школы! Их ведь учили возводить недоверие в принцип. Изволь несколько раз доказать, что ты не сукин сын, — иначе ни в какую…

Мартин не только извинялся. Он сказал Мячину полушутя, полусерьезно: «Фашисты и так ненавидят меня… Не пришлось бы просить у вас защиты… Они же головорезы, Шольц и его дружки». Конечно, это не шутка. Мартину могут отомстить. Об этом-то надо предупредить начальника, какое бы ни было у него настроение.

Мячин не успел начать, как зазвонил телефон.

— Из проходной, — сообщил Чаушев. — Распорядитесь, пускай приведут задержанного.

11