Корзина спелой вишни

— Это Айтматов. «Прощай, Гюльсары!», — доверчиво всхлипнула девочка. При этом, видимо, от волнения, веснушки мгновенно сдуло с ее лица: так ветер сдувает с костра искры.

— Гюльсары! Опять Гюльсары! Не может быть! — вскрикнула Загидат.

— Почему же не может?.. — удивилась девочка. — Это такой писатель… — веснушки снова проступили на ее лице, словно кто-то зажег их изнутри. — Я даже письмо ему написала, но не отправила, — девочка протяжно вздохнула.

Но Загидат уже не слушала. Вчерашнее волнение поднималось в ней с такой силой, что от ее прежнего, всегдашнего спокойствия не оставалось и следа. Загидат посмотрела в окно, за которым медленно догорал закат, и ей показалось на миг, что эту желтизну прочеркнула четкая тень летящего коня. Ей захотелось убежать, спрятаться от этого наваждения, от этого тревожного заката, но она только встала и сказала бесстрастным голосом:

— Да, я читала. Хорошая книга.

До праздника оставалось всего три дня, когда Загидат, решив больше не быть такой разборчивой, снова отправилась в магазин «Дагестан». Здесь уже хватали что попало: и самописки, и галстуки, и блокноты, и чернильные приборы, которые никому не нужны, так как все пользуются шариковыми ручками. Словом, все залежавшиеся товары пошли в ход. Загидат тоже купила авторучку и галстук.

Она вышла из магазина с таким облегчением, словно тащила на спине мешок соли и вот наконец сбросила его. В киоске «Союзпечать» купила поздравительную открытку и теперь раздумывала, как лучше написать: «Дорогой Гаирбек» или «Уважаемый Гаирбек». «Дорогой» — слишком интимно. «Уважаемый» — слишком официально.

Загидат совсем не думала о Гюльсары, а думала о Гаирбеке. Но случилось так, что когда она подняла глаза, то увидела уже знакомую ей вывеску «Сувениры». Значит, ноги сами привели ее в тот переулок, к тому магазинчику… Загидат потеснилась в дверях, пропуская людей, толпой выходящих из магазина. На этот раз ей не пришлось разыскивать его. Он бросился в глаза, едва она ступила на порог. Под белым электрическим светом, мягко лившимся с плафона на потолке, с того места, откуда она теперь на него взглянула, он показался ей пламенем, принявшим форму летящего коня. И сразу, как далекий звук пандура, в ней нежно зазвенела музыка.

— Пойду закажу, — твердо решила она, но сверток под мышкой напомнил ей о том, что из ее маленькой суммы уже утекло несколько рублей. Загидат глубоко вздохнула, и ей показалось, что конь тоже вздохнул.

И вдруг ее осенило. Как же она не сообразила раньше. Дело в том, что одна ее сокурсница, которую было сняли со стипендии, устроилась в больницу на ночные дежурства.

Загидат решила последовать ее примеру и, таким образом, заработать на чеканку. Вечером она обо всем расспросила девушку. А через три дня уже была включена в штат медперсонала больницы.

Когда вопрос с заработком был решен, Загидат задумалась: пойти к чеканщику сейчас или же когда получит зарплату. Сначала она подумала, что лучше идти с деньгами. А потом сообразила, что тогда она потеряет целый месяц, а за это время чеканка уже может быть сделана. Да и вдруг у него окажется очередь на заказы. И вообще лучше узнать, возьмется ли он. А что касается денег, то вряд ли он станет брать вперед.

С такими мыслями Загидат направилась по нужному адресу. Это был старинный четырехэтажный дом в центре города. Она вошла в холодный подъезд, высокий и гулкий: в старых домах подъезды не отапливались. Поднялась по лестнице на последний этаж. На лестничной площадке всего две двери. Возле одной — голубая детская коляска. Загидат почему-то сразу решила: не сюда, и подошла к другой, обитой коричневым дерматином в елочку. Нажала на кнопку звонка. Тут же дверь открыла девушка в черном сатиновом халате и белой косынке.

— Мне Кебедова, — не дожидаясь ее вопроса, быстро сказала Загидат.

— Проходите!

Прихожей не было. Загидат с порога шагнула в огромную чистую комнату. Бросалась в глаза ее пугающая пустота: только стол, два стула и в углу узкая железная кровать под белоснежным пикейным одеялом с горкой белых подушек.

— Садитесь, — со строгой приветливостью сказала девушка и кивнула на стул.

«Значит, это не Кебедов, а Кебедова», — сообразила Загидат и сказала:

— Я хотела бы заказать одну чеканку…

— Выбирайте любую, — и девушка показала глазами на стену, увешанную медными пластинками и бумажными эскизами. Тут только Загидат увидела, что комната не так уж пуста: ее населяли женщины с длинными глазами, чабаны в высоких кудрявых папахах, горные туры, нетерпеливо вскинувшие рога навстречу кому-то невидимому… В этой пустой комнате дымились горы, звенели родники, глухо шумели водопады… И только Гюльсары здесь не было.

— Мне Гюльсары, — с беспокойством проговорила Загидат и, смутившись, добавила: — Ну ту, что висит в магазине «Сувениры», вы помните?

— А-а… но второй точно такой он не сделает.

— Ну, хотя бы похожую, — неуверенно попросила Загидат.

— Хорошо, я спрошу, — сказала девушка и скрылась за маленькой дверью. Оттуда доносился скрежет железа.

«Так, значит, все-таки он…»