Корзина спелой вишни

И тут только он увидел маленькую девочку. Она подошла незаметно и, ухватившись за подол материнского платья, с испугом и любопытством смотрела на Мухтара. Что-то знакомое и родное было в ее глазах. Это были глаза его матери.

— Мама, это моя сестра?

— Сестра, сестра, родненький.

Мухтар присел перед девочкой на корточки и неуклюже привлек ее к себе. А потом поднял и подбросил высоко-высоко.

— А это кто? — спросила мать, тут только заметив незнакомую девушку в странной одежде. На Рисалат был тот самый больничный халат, а поверх него наброшена огромная шуба Мухтара.

Мухтар посмотрел на Рисалат, потом на мать, дотом снова на Рисалат.

— Это… это моя жена.

Протяжный звонок прервал нашу беседу.

— Идут! — вскочила я и бросилась к двери.

Меня уже не раздражало то обстоятельство, что мои пришли прежде, чем я успела закончить уборку. Наоборот, я радовалась, что они пришли, что я смогу поделиться с ними своим новым замыслом. Наверное, у меня был очень возбужденный вид, потому что муж спросил подозрительно:

— Что с тобой? — и с явной неприязнью уставился на Мухтара.

— Представляешь, какой материл! Готовая новелла, — возбужденно сказала я.

— Так я могу надеяться, что очерка не будет в журнале? — спросил Мухтар уже с порога.

— Никакого очерка, — заверила я. — Разве можно рассказать об этом в маленьком очерке?!

Проводив Мухтара, я с жадной торопливостью раскрыла свой блокнот, но требовательный голос младшего сына вернул меня к действительности:

— Ма, чего бы поесть!

— В самом деле, мы все голодные, — не менее требовательно подтвердил муж.

— У меня волчий аппетит, — лязгнул зубами мой средний сын.

— Удивительно полезно гулять у моря! — подытожил мой рассудительный старший сын и бодрыми шагами направился в кухню. Но тотчас оттуда раздался отчаянный вопль:

— Мама, у тебя же ничего не готово! Что это значит?

Муж бросил на меня уничтожающий взгляд.

— А это значит, — изо всех сил стараясь быть спокойной, проговорила я, увы, повторяя то, что, наверное, говорят в таких случаях все женщины мира. — Это значит, что я вам не домработница. Можете поджарить себе яичницу… сами. И вообще здесь не ресторан.

— Это заметно! — холодно сказал муж.

— В воскресенье — яичницу, — захныкал младший, — меня от нее тошнит.

— Ничего, дети, ничего, — сверкнул на меня глазами муж. — Отец сейчас поведет вас в ресторан, закажем по шашлычку. А потом пусть меня увезут в больницу на «скорой помощи», — с тихой угрозой продолжал муж. — Мама ведь знает, что у меня больной желудок. Но ее это не интересует. И пусть не интересует. Это даже к лучшему…

Кончилось тем, что я, виновато оправдываясь, умолила их остаться, заверив, что обед будет готов через полчаса.

…Мне хотелось сесть за письменный стол, а пришлось — встать за кухонный. Я горела желанием взяться за перо, а вместо этого взяла в руки картофелечистку, но голова моя, к счастью, была свободна. И как это всегда случается со мной, когда житейская проза властно берет меня в свои железные тиски, мысли мои унеслись далеко от этой тесной кухни с ее кастрюлями и сковородами, с газовой плиткой, заляпанной застывшим жиром, с сетками овощей, развешанными по стенам… А вспомнилась мне одна грустная история.

ЧУЖАЯ ТАЙНА

Когда Асма переступила порог комнаты с табличкой «Бухгалтерия», она увидела три пары глаз, устремленных на нее с любопытством и… недоброжелательством.

«Трое, и все женщины, я буду четвертая. А комнатушка тесная!» — нерадостно отметила про себя Асма.

Тихо поздоровавшись, она подошла к пустому столу, огромному, закапанному клеем и чернилами, видавшему виды канцелярскому трудяге, и, помешкав с минуту, неуверенно поставила на пол возле ножки стула свою черную хозяйственную сумку.

Три женщины, словно по невидимому сигналу, опустили глаза, приняли озабоченный вид и стали ожесточенно щелкать на счетах. Раз-два — с сухим треском отлетали в стороны черные и желтые костяшки, соединялись на мгновенье и тут же волею быстрой уверенной руки разлетались в разные стороны.

Все это длилось минуту, может быть, полторы, пока эта немая сцена, полная скрытых страстей, любопытства, притворства, не была прервана появлением главного бухгалтера, единственного мужчины в этом маленьком коллективе.

Поправляя сползающие очки, дужка которых была сломана и перевязана белой капроновой ниткой, он неловким движением и тоже молча предложил Асме пройти в его кабинет.

Стоило Асме удалиться, как «немые фигуры» ожили, комната взорвалась, как мина, умело спрятанная до поры.

— Ну и ну! — многозначительно провозгласила из своего угла молодая женщина по имени Аминат.

— Разве можно судить о человеке по внешности, — не совсем уверенно возразила из другого угла Хатимат.

— Не везет нам с бухгалтерами, — подытожила третья, Умайсат.