Корзина спелой вишни

Как! Эта щупленькая маленькая женщина с унылым лицом, со своей нелепой шестимесячной завивкой, с тонкими губами, с торчащими ушами, с красными пуговицами на зеленом платье, оказывается, была героиней романа, да не простого, а сногсшибательного. Это сразу меняло дело, выделяя ее из их буднично-житейского круга. Она вдруг предстала перед ними не такой, какой они видели ее вчера и сегодня: жалкой, вызывающей презрительное сочувствие, а совсем иной, в ореоле своей любви и страданий.

…Шли дни. Асма работала молча, сосредоточенно. Ни лишнего слова. Ни лишнего жеста. Женщины, как всегда, щелкали счетами и щебетали: о детях, о мужьях, о модах, о болезнях. Само собой получилось, что в тесной комнате бухгалтерии, в крохотном коллективе, занятом одним общим делом, образовалось как бы два независимых друг от друга государства, в котором обе стороны относились друг к другу настороженно. Как и положено дружественным соседствующим странам, они зорко охраняли свои границы и время от времени контактировали.

— Принесите мне, пожалуйста, отчет за прошлый месяц, — обращалась к кому-нибудь Асма ровным глухим голосом робота, как метко подметила Аминат.

И та, к которой она обращалась, молча подавала ей папку с нужными документами.

Асма моментально находила все недочеты и, подчеркнув их красным карандашом, возвращала папку с повелительной просьбой переделать, пересчитать…

И странно, если с предыдущими бухгалтерами возникали споры по каждому вопросу, то Асму слушались беспрекословно. Хотя те, прежние, были, что говорится, свои в доску. Асма же — чужая. А может быть, именно поэтому?

Так или иначе, но работать с ней оказалось легче, спокойнее. Раньше комнатка бухгалтерии напоминала поле боя, где постоянно вспыхивали мелкие стычки, а подчас и целые баталии. Асма своей спокойной невозмутимостью умела разрядить обстановку и убедительными доводами осадить и поставить на место крикунов и зачинщиков споров. Как говорится, если в пути встретишь глупого человека, старайся победить его умом, а не кулаками.

Так или иначе, все женщины, хотелось им того или нет, вынуждены были признать, что Асма быстро и незаметно навела порядок в их общем небольшом хозяйстве.

И все-таки, несмотря ни на что, она продолжала оставаться им чужой, роботом, с механической добросовестностью исполняющим свои обязанности, женщиной, которой им никогда не понять.

И вот однажды в их однообразной жизни произошло маленькое событие. В один прекрасный день Асма не обнаружила на своем столе отчета, который Аминат еще в пятницу взяла домой, чтобы закончить к понедельнику. Не было на работе и самой Аминат.

Время уже близилось к обеденному перерыву, а Аминат так и не появлялась. И тогда обеспокоенная Асма попросила женщин позвонить ей домой.

Женщины осуждающе переглянулись. «И больного человека не может оставить в покое», — говорили их взгляды.

То, что Асма может волноваться не об отчете, а именно о ее здоровье, как-то не приходило им в голову.

Умайсат нехотя подвинула к себе телефон и набрала номер.

Хорошо, что телефон стоял далеко от Асмы, иначе она могла бы пожалеть о проявленной заботе. Но сейчас с другого конца комнаты ей было слышно только то, что говорила Умайсат.

— Аминат, дорогая, ты почему не на работе? Дочка ногу ошпарила?! Вай-вай, какое несчастье!

А на том конце провода в трубку лились слова:

— Представляешь, она опрокинула на себя чайник с заваркой. Ожог второй степени. До отчета ли тут! Но разве она поймет, старая дева! Небось отчет требовала?

Когда же Умайсат положила трубку и взглянула на Асму, то увидела на ее лице неподдельное сочувствие.

— Слава богу, что не на лицо, — проговорила Асма, — ведь от ожога может на всю жизнь остаться шрам. У Аминат, наверное, такая красивая дочка! Она ведь и сама красивая!

Женщины оторвались от своих бумаг и с недоумением уставились на нее.

На другой день Асма осталась после работы и стала делать отчет за Аминат.

За эти дни Асма настолько сблизилась со своими сослуживицами, что даже несколько раз вместе с ними ходила обедать в фабричную столовую, расположенную неподалеку. Правда, за обедом она не участвовала в обсуждении «последних новостей» города, да и женщины в ее присутствии становились сдержаннее.

Но вернулась Аминат, и снова маленький коллектив разделился на две группки: женщины чувствовали себя вдвойне виноватыми и перед Асмой — за то, что предали ее, и перед Аминат — за то, что без нее сблизились с Асмой.

— А все-таки она странная, — как-то за обедом протянула Аминат. — Вы заметили, она все листает какую-то толстую тетрадь. Что-то записывает…

— Ну, наверное, какие-нибудь подсчеты ведет. Она же человек пунктуальный, — предположила Умайсат.

— Доверчивая у тебя душа, — загадочно произнесла Аминат. — Ох, не нравится мне эта тетрадь! Чует мое сердце, что-то тут недоброе. Не наши ли огрехи она туда записывает? Вчера я неожиданно зашла в комнату, так она исподлобья как взглянет на меня и скорее захлопнула тетрадь да в сумку спрятала. Ну посудите сами, если это обычные бухгалтерские подсчеты, чего бы ей так испугаться!