Косьбы и судьбы

Забавно, что истории было угодно лично свести двух старых врагов: британского аристократа высшего света и сына сапожника. Один в 18-м году от лица Антанты интернировал венным десантом Мурманск, Архангельск, Владивосток и Закавказье, а другой, понятное дело, отбивался от подпираемых ими белогвардейцев («комбинированное нападение на рабоче-крестьянское государство контрреволюционных сил русских помещиков и буржуазии и европейского империализма»).

Черчилль решил держаться жёстко: «Я принимал весьма активное участие в интервенции, и я не хочу, чтобы вы думали иначе». Он дружелюбно улыбнулся, и тогда я спросил: «Вы простили меня?» «Премьер Сталин говорит, – перевел Павлов, – что все это относится к прошлому, а прошлое принадлежит богу».234 (Неужели, то, что было понятно простому семинаристу, теперь невозможно объяснить никому? Прошлое – очень важная штука, но нельзя жить в прошлом!).

Несмотря на своё «классовое» предубеждение Черчилль не мог не расположиться к этому сложному человеку. В ночь с 15 на 16 августа 1942 года во время «сталинского» полуночного обеда, после официальных переговоров в Кремле, он не удержался от вопроса. Черчилль спросил о том, что не может не волновать человека, который сам неоднократно отдавал (или замалчивал с тем же результатом) распоряжения, стоившие жизни более чем «морально допустимому» числу людей: «Скажите мне, – спросил я, – на вас лично также тяжело сказываются тяготы этой войны, как проведение политики коллективизации?» Эта тема сейчас же оживила маршала. «Ну, нет, – сказал он, политика коллективизации была страшной борьбой». «Я так и думал, что вы считаете ее тяжелой, – сказал я, – ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей». «С десятью миллионами, – сказал он, подняв руки. – Это было нечто страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны были механизировать свое сельское хозяйство. Когда мы раздали трактора крестьянам, они пришли в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имевшие мастерские, могли обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними было бесполезно спорить. После того, как вы все объясните крестьянину, он говорит, что должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском». Это последнее выражение было новым для меня в этой связи. «Обсудив с ними этот вопрос, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов». «Именно этих людей вы называете кулаками?» «Да, ответил он, но не повторил этого слова. После паузы: – Все это было очень тяжко и трудно, но необходимо». «Что же произошло?» – спросил я. «Ну, многие из них согласились пойти за нами, – ответил он. – Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или еще дальше на север. Но в массе своей они были весьма непопулярны, и их уничтожили свои же батраки». Наступила длительная пауза. Затем: «Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас на всей территории нашей страны, никому не разрешается сеять какие бы то ни было сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает дополнительное увеличение объема поставок продовольствия»

Я воспроизвожу эти воспоминания по мере того, как они приходят мне на память, и помню, какое сильное впечатление на меня в то время произвело сообщение о том, что миллионы мужчин и женщин уничтожаются или навсегда переселяются. Несомненно, родится поколение, которому будут неведомы их страдания, но оно, конечно, будет иметь больше еды и будет благословлять имя Сталина. Я не повторил афоризм Берка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух».235

Аргументы, который Сталин привёл Черчиллю, почти дословно повторяют знакомые и правдивые мотивы крестьян из…. «Анны Карениной»!

Историк скажет, что мемуары – самый недостоверный источник. И, всё-таки, похоже, что никто из подразумеваемых тут трёх человек – не врёт.

Немного странно, что приходится доказывать очевидное: ход всякой истории, и русской истории на этапе Февральской и Октябрьской революций определяется только собственным развитием. Это ставший окончательно неизбежным захват земли крестьянами и передача её, по их собственному почину, в общественное пользование (историческая особенность России). Запрет на куплю-продажу земли, одобренный крестьянами, то есть социалистический порядок её использования в деревне и предопределил дальнейшее движение к общему социалистическому укладу всего народного хозяйства. Но его настоящая судьба была предрешена.