***
Дни потекли своим чередом: в делах, заботах и многочисленных хлопотах, Матрена порой забывала о том, что где-то рядом притаилась опасность. Тихон, по-прежнему, много трудился, иногда он на целую неделю уходил работать в наемники. Матрена привыкла справляться дома одна, она все успевала: на заре кормила скотину, вычищала хлев, доила, а потом гнала коров в поле, после чего бежала с ведрами за водой и готовила еду мальчикам.
К тому времени, как Иван и Степушка вставали, она успевала переделать кучу дел и встречала их с радостной улыбкой ставила на стол две чашки с дымящейся кашей, целовала сонные лица, щекотала босые пятки, радуясь их задорному смеху. Накормив детей, Матрена отправляла их играть во двор, а сама принималась за стирку и уборку, после чего переходила в огород и работала там. Управившись с огородом, Матрена совала мальчишкам по морковке, а сама бежала встречать с поля коров, кормила и доила их. К ужину Матрена загоняла детей в дом, умывала их чумазые лица и сажала за стол ужинать. После ужина мальчики засыпали, а она садилась к лучине и штопала порванные за день штаны и рубахи. Иногда Матрена пела, но чаще всего просто сидела в тишине, слушая ровное дыхание мальчишек.
В один из таких вечеров, когда Тихона не было дома, а мальчики уже спали, Матрена, как обычно, села за шитье, как вдруг услышала странный шум, доносящийся из открытого окошка. Кто-то ходил по двору – трава шелестела от шагов незваного позднего гостя.
– Эй! Кто там ходит? Сейчас хозяина разбужу! – крикнула Матрена в темноту.
Задув лучину, она подошла к окну и присмотрелась, но ничего не увидела. А потом ее тело пронзил острый страх – прямо у крыльца замер неподвижно высокий мужской силуэт. Мужчина молчал и не шевелился, на лицо его падала густая, черная тень, но Матрена все равно узнала его. Это был он, Яков Афанасьич, ее мучитель, ненавистный Кощей…
Матрена затряслась от страха, отпрянула от окна и задернула занавеску. И тут до нее снова донеслись шаги. Мужчина подошел к самому окну и спросил приглушенным, хриплым басом:
– Сама выйдешь? Или мне в дом зайти?
Матрена вся похолодела от ужаса и стала судорожно осматриваться, пытаясь найти хоть что-то, чем можно было бы защититься.
– Молчишь? Ну ладно, тогда я сам зайду, – снова проговорил мужчина и направился к крыльцу.
Матрена взглянула на спящих сыновей и бросилась к окну.
– Стой! – хрипло выкрикнула она.
Яков Афанасьич остановился, развернулся и снова взглянул на Матрену.
– Я сама выйду. Иду… – торопливо проговорила она.
Схватив со стола нож, она направилась к двери.
– Ох, Тиша… Где же ты, мой Тишенька? Нет тебя, когда ты так мне нужен! – горестно прошептала она и, спрятав нож за спину, распахнула дверь.
Спустившись с крыльца, Матрена увидела его – высокого и широкоплечего. В лунном свете темный профиль Кощея был страшен – длинный, крючковатый, как клюв коршуна, нос, выпученные глаза, покатый лоб. Он ничуть не изменился, разве что его взгляд стал еще более злым. Матрена почувствовала, как все ее тело покрылось мурашками.
– Ну здравствуй, Матрена! – сказал Яков Афанасьич и улыбнулся, – давно не виделись!
Матрена сжала зубы и не ответила на приветствие. Рука, в которой она сжимала нож, вспотела от волнения.
– Вот ты какая стала! Располнела, похорошела! – Яков Афанасьич звонко причмокнул, как будто собирался съесть Матрену, – раньше скакала, как молодая кобылка, столько прыти в тебе было! А теперь успокоилась, гляжу. Может, посговорчивее стала?
Матрена молчала, по телу ее прокатилась волна знакомой, противной слабости. Ноги задрожали, руки опустились, еще чуть-чуть, и она выронит нож.
“Нет, только не это! – подумала Матрена, – Упыриха передала мне почти всю свою силу. Хоть бы эта ведьмина сила сейчас мне помогла!”
Яков Афанасьич подошел к Матрене и коснулся рукой ее щеки. Взгляд его стал таким черным, что Матрена утонула в этой черноте, как в бездонной яме. Она хотела оттолкнуть его руку, но не могла пошевелиться.
– Матрена… Ты сладко пахнешь, даже слаще, чем раньше! Я так истосковался по тебе, любимая! Иди же ко мне! Ну?
Мужчина обхватил обмякшее тело Матрены, притянул к себе и принялся покрывать жаркими поцелуями ее шею.
– Да провались ты со своей любовью, проклятый Кощей! – прошипела Матрена с ненавистью и из последних сил толкнула свекра в грудь.
– Не сопротивляйся. Ты моя, Матрена. И скоро ты станешь моей женой.
– Никогда! – яростно прошептала Матрена.
Свекр прижал ее к себе ещё крепче, и она захрипела от нехватки воздуха, вцепилась одной рукой в шею Якова Афанасьича, а другую руку, в которой был зажат нож, вскинула над головой.