Кощеева жена

Сердце у Матрены рвалось из груди, стучало об ребра, разбиваясь на осколки. Ей хотелось разрыдаться и все рассказать Тихону, но она не могла возложить столь тяжкий груз на него. Он любит мальчиков и считает их своими сыновьями, он не даст их в обиду. А что будет с Тихоном, если он все узнает о Матрене и Якове Афанасьиче? Поверит ли, что их связь происходит против ее воли? Что будет с ним, если он узнает, что Яков Афанасьич ему вовсе не отец? Тихон сойдет с ума, обезумеет и навредит сам себе. А Кощея ему не одолеть, в этом Матрена была уверена. Нет, она не станет ничего рассказывать мужу, она сама сделает то, что нужно, она уже все решила. Терпеть снохача больше нет сил.

Теперь Матрена каждую ночь садилась возле лавок, на которых спали сыновья и проливала горячие слезы, целовала их спящие лица. Но слезы Матрены не могли искупить ее грешных, жестоких, противоестественных мыслей. Она понимала это, поэтому ее решимость то затухала, то вновь разгоралась, шипя ядовитыми искрами.

Тихон посмотрел на Матрену умоляющими глазами. Но она, подавив свои чувства, отстранилась от него и твердо проговорила:

– Уходи, Тихон. Я не вернусь к тебе.

Во взгляде мужа Матрена увидела то горе, которое разрывало его изнутри, но она не подала виду, что его чувства ее по-прежнему волнуют.

– А как же наша семья? Как же наш дом? – с надеждой спросил Тихон.

– Нас с тобою женили насильно, и это была огромная ошибка! Поиграли в любовь, а теперь все кончилось! Нет у нас больше семьи. И дом нам не нужен.

Матрена поднялась по ступеням и, обернувшись, холодно бросила на прощание:

– Уходи Тихон. И послушай моего совета: найди себе хорошую женщину и живи с ней спокойно и счастливо. А про меня забудь.

Это было жестоко, но Матрена скрылась в избушке и даже не обернулась на мужа. А Тихон еще долго стоял у крыльца, опустив голову и ссутулив плечи. Мальчики, увидев отца в окошко, заплакали навзрыд. Они рвались на улицу, им хотелось обнять родителя, по которому они страшно соскучились, но Матрена прикрикнула на них, взглянула строго и недобро, и они притихли, испугавшись материнского гнева.

Тихон ушел, и только тогда Матрена дала волю слезам. В тот хмурый, почти зимний день, когда снег, слой за слоем, накрывал белым покровом лес, Матрена выплакала всю свою душу без остатка, оставив внутри только черную, бездонную дыру.

Старуха Упыриха наблюдала всю эту трагедию, но ничего не сказала. Она не могла ничем помочь Матрене.

***

Зимние ночи темны, и темнота эта густая, точно кисель, она обволакивает, замедляет движения, дурманит мысли. В такую темную зимнюю ночь Матрена зажгла тусклую лучину и подошла к лавке, на которой ее сыновья крепко спали, прижавшись друг к другу – так им было теплее. Степушка прижимался носом к стене, свернувшись калачиком, а Иван спал на краю, он обнимал брата, по хозяйски сложив на него и руки, и ноги. Матрена отвернулась, вытерла кулаком подступившие слезы. Медлить было нельзя. Достав из кармана фартука веревку, она осторожно накинула ее на шею Ивану.

– Отстань, Степушка! – во сне пробормотал мальчик.

Он заворочался, открыл глаза, но, увидев, что рядом мать, снова уснул. Разве ребёнок ожидает зла от родной матери? Никогда. Мать – это доброта, защита и любовь.

А Матрена, между тем, все туже затягивала петлю на тонкой и беззащитной шее сына. Но когда мальчик стал задыхаться, она ослабила узел, а потом и вовсе сняла веревку с его шеи. Иван прокашлялся, отдышался и непонимающе взглянул на Матрену.

– Спи, родной. Тебе плохой сон приснился. Спи, я посижу с тобой.

Иван снова улегся на лавку и схватился за руку матери. Матрена беззвучно заплакала, а когда сын уснул, она осторожно вынула руку из его горячей ладошки.

– Да что же я делаю? Вредительница я, что ли? Чтоб мои руки отсохли!

Тяжело вздохнув, Матрена опустилась на свою лавку и задула лучину.

– Собиралась такое сотворить! Кем бы я была после этого? Как бы жить-то потом смогла?

Матрена уронила голову на лавку и разрыдалась, зажимая рот ладонями.

– Не реви, Матрена, хорошие у тебя парни. Крепкие, сообразительные, работящие.

Голос Упырихи раздался рядом с ней так неожиданно, что Матрена всхлипнула и притихла, уткнувшись мокрым от слез лицом в бревенчатую, горько пахнущую травами, стену. Она думала, что старуха спит, в последние дни она почти все время спала. Матрене стало стыдно и горько от того, что та все видела и слышала. Она не знала, что сказать, да и не было ей, матери, задумавшей погубить собственное дитя, оправдания. На костре ее надобно за такое сжечь, исполосовать кнутом до смерти!

Но старуха гладила Матрену по спутанным волосам и приговаривала:

– Ты сильная, Матрена, сильная.

И от ее тихого голоса, от доброй ласки, Матрену сморил сон. Она закрыла глаза и, подложив руку под щеку, уснула крепко и сладко. На какой-то миг она вдруг стала маленькой провинившейся девочкой, которую простила и пожалела родная, добрая бабушка.

Давно Матрена не спала так спокойно, как в ту ночь.

***