Кощеевич и Смерть

Айен всё ещё мялся на пороге. Льющийся из дверного проёма свет мешал Ешэ разглядеть лицо второго гостя, но Лис спиной почуял — что-то не так. И обернулся.

Его спутник был бледен. Губы дрогнули, прежде чем произнести одно слово:

— Отец?…

Ну и дела! Лис хлопнул себя по лбу. Так вот почему эти двое так похожи! Можно было раньше догадаться.

Глава двадцать третья. Дела семейные

Счастливого воссоединения семьи не произошло. Дядька Ешэ холодно глянул на Айена из-под густых бровей и процедил сквозь сжатые зубы:

— У меня нет сыновей.

Вот так. Лис даже позавидовать толком не успел, а его как холодной водой из ведра окатили. И сердце сжалось до боли, хоть весь этот лёд предназначался не ему.

А бывший Кощеев советник добавил:

— Схожу позову Данэ. Присмотрите за детьми, — и вышел из шатра.

Айен бросился было следом, но на пороге передумал и вернулся. Его взгляд казался потухшим, спина сгорбилась. Он опустился на лежанку, закрыв лицо руками.

— Не свезло нам с отцами, княжич, — из-под ладоней раздался горький смешок.

— Ты никогда не говорил, что вы с Ешэ — родня, — Лис как ни старался, а в голосе всё же мелькнули ревнивые нотки. Он мечтал о таком отце. Пусть суровом, но справедливом.

— Ты не спрашивал. Да я бы и не признался, наверное. Он считает, что я — позор семьи. Но по правде говоря, у нас и семьи никакой нет.

Зарянка, словно почувствовав его печаль, заворочалась в своём кульке, захныкала, и Лис принялся покачивать люльку ногой.

— Расскажешь, что случилось?

— Да нечего рассказывать, княжич, — Айен отнял руки от лица. На его лбу пролегла глубокая борозда — точно такая же, как у дядьки Ешэ, когда он сердился. — Байстрюк я. Сиречь не в браке рождённый.

— Это я понял. У Ешэ жены отродясь не было. Да только не верю я, чтоб такой человек незаконного сына презирать стал.

— Правильно не веришь. — Губы Айена скривила обида. — Напортачил я однажды. Малой был, глупый. А отец запомнил, и всё. Знаться с тех пор со мной не желает. Я вроде уже и искупил вину, а ему всё мало.

— И что же ты натворил?

— Сейчас ещё и ты от меня отвернёшься, — вздохнул советник. Сейчас он выглядел не здоровяком-воителем, а совсем мальчишкой. — Струсил я. Это был мой первый бой, сердце ушло в пятки. Вот и сбежал. Спрятался в ложбинке как зайчишка и лежал там, пока всё не закончилось. Отец потом спросил, как всё было. А я возьми да и наври с три короба. А оказалось, он всё уже знал и надеялся, что я сам признаюсь. Мол, в первом бою многие штаны пачкают — это дело житейское. А вот соврать, что воевал, когда на самом деле под кустом сидел, — недостойный поступок. Да я и сам знаю, что недостойный. Бес меня попутал, понимаешь? Нужно было честно признаться. Может, получил бы по ушам, но остался бы сыном любимым. А теперь он меня знать не хочет…

— Я не отвернусь, — Лис пожал плечами. — И осуждать тебя не стану.

Да, Айен поступил некрасиво. Но разве не все врут своим отцам?

— Спасибо, княжич, — Айен шмыгнул носом.

— Хочешь, я поговорю с Ешэ?

— Не надо! — от его вскрика Зарянка опять захныкала. — Матушка уже пыталась, да только хуже сделала. Мол, я только и могу, что за мамкину юбку прятаться.

— Но ты ведь уже дослужился до сотника! И даже больше. Ты — мой советник. И я не припомню, чтобы ты когда-нибудь трусил.

— Уж что-что, а трусить меня отец навсегда отучил, — кивнул Айен. — Да только плевал он на все доводы, понимаешь?

Лис, право, не знал, чем тут помочь. О тяжёлом характере дядьки Ешэ вся Навь была наслышана.

— Может, вам всё-таки поговорить? Пока вы оба здесь. Когда ещё будет такая оказия?

— Знаешь, у меня тоже есть гордость, — Айен сжал могучие кулаки так, что хрустнули костяшки. — Нет у него сына, значит, так тому и быть. Не позволю больше, чтобы он меня пинал, как паршивого кутёнка. Подумаешь — родство! Кровь ничего не значит! Да ты и сам это знаешь, княжич. Разве важно, что твоим отцом был Кощей Бессмертный? Разве ты не отказался бы от этого родства, будь твоя воля? А мой отец — самый страшный человек после Кощея. Над всеми палачами начальник, понимаешь? Сколько невинной крови на его руках?! Я даже думать об этом не хочу. Поэтому у него своя дорога, а у меня — своя. Вот и весь сказ.

— Тебе решать, — Лис настаивать не стал, потому что в словах Айена была доля истины. И то, что дядька Ешэ был добр к маленькому «Лисёнышу», не умаляло его прошлых деяний. — Но всё же странно, что он не может тебя простить. Сам-то, вон, встал на путь исправления. Значит, и другие могут.

— Ты плохо знаешь моего отца. — Эти слова княжича задели, но он не подал виду. — Он и себя никогда не простит.

— А твоя мать? Почему Ешэ не взял её с собой? Они не любили друг друга? — Лису стало любопытно. Он не ожидал, что Айен снова вскинется:

— Любили? Ха! Ты не знаешь, о ком говоришь.

— Не знаю, — княжич кивнул. — Ребята из отряда говорили, что ты сирота.

— Уж лучше бы я и правда был сиротой, — советник в сердцах дёрнул себя за косицу и поморщился от боли. — Моя мать — Аюна Ласточка. Слыхал о такой?

Что-то знакомое было в этом имени. Лис напряг память:

— М-м-м… служанка? Или нет, повариха?