Кощеево седло

Гридень спустился со склона Щековицы, оглядываясь на городовые вежи и стены, остановился у жердяной ограды святилища, несколько мгновений разглядывал стоящие на возвышении капи, стремительно зыркая глазами по сторонам, оглядывая сразу и двор и улицу. Потом спешился, набросил поводья на торчащие, криво стёсанные колья ограды, отволочил калитку и прошёл внутрь. А внутри, в стороне от жертвенника и капей подымался невысокий длинный холмик – жилище волхва Домагостя.

Несмеян прислонился плечом к дверному косяку, выждал несколько мгновений, невольно сплюнул и, наконец, решительно стукнул в дверь. В сенях молчали. Гридень стукнул сильнее, за дверью послышался шорох и снова всё стихло. Гридень стукнул опять, теперь уже кулаком в полную силу.

Дверь, чуть скрипнув, отворилась. На пороге стоял угрюмый чернявый муж в серой потрёпанной, но добротной ещё сряде. Намётанный взгляд Несмеян мгновенно отметил и знак Велеса в распахнутом вороте рубахи, и руку на поясе, совсем рядом с рукоятью ножа. И то, что нищета дома не вяжется с добротными кожаными сапогами страхолютого хозяина, заросшего чёрным волосом мало не до бровей. Правда вот в черноте этой виделась изрядная доля седины, да и на лице его гридень заметил огромное количество морщин. Старик, хоть и крепок ещё – как старый дуб с источенной червями корой, но крепким нутром.

– Ну, чего надо? – угрюмо прогудел он, не спеша убирать руку с пояса. – Кто таков?

– Может, впустишь всё же? – чуть прищурясь, с недобрым нажимом проговорил Несмеян.

Старик хмуро зыркнул из-под сросшихся кустистых бровей, посторонился, пропуская в жило.

В избе Несмеян огляделся по сторонам. Изба как изба – тёсаные брёвна стен со смолёными жгутами мха в пазах, высокая закопчённая кровля с дубовыми суковатыми подпорами, на которых висят там и сям то нож в вышитых ножнах (тоже небедной работы), то чем-то набитая холщовая зепь, то крытый некрашеным сукном кожух. В отволочённое оконце тянуло весенним холодком, слышалось весёлое чириканье скворца на ветках липы. Несмеян оборотился к хозяину и весело хмыкнул:

– А ты не волхв ли Домагость, владыко?

Внешность чернявого мужика к тому располагала, а сам Несмеян волхва прежде не видел никогда. Тот удивлённо приподнял брови:

– Ну предположим… и что?

– Один живёшь?

– Ну, один, – бросил волхв (или не волхв всё-таки?). – Уж не на постой ли просишься?

И не врал – видно было по избе и её убранству, как и всегда. Не сказать, что был в избе беспорядок или грязно было, а только видно – мужик живёт один. Но из грязной чашки на шестке торчало три ложки. И кружек на столе – три.

– А чего бы и нет? – пробормотал Несмеян, словно бы в задумчивости. – Твоих иных-то постояльцев всяко не стесню.

Старик настороженно дёрнулся и выдал себя.

– Но-но, – бросил гридень, напрягаясь.

Прошуршали шаги. Лязгнул мечевой оцел, покидая ножны, свистнуло харалужное лёзо. И вышел из-за печи человек с напряжённым луком, а крылатый наконечник стрелы хищно нацелился Несмеяну в грудь, а за спиной хлопнула дверь – кто вошёл из сеней следом за Несмеяном (в сенях было темно, – запоздало понял гридень, – вот ты и не увидел там никого). А чернявый хозяин вмиг отпрянул назад и стал для гридня недосягаем.

И тут Несмеян ошалело вытаращил глаза и вспятил – этого человека с луком он уже с полгода средь живых не числил, а то и больше. Упёрся спиной во что-то острое и остановился.

На миг воцарилось оторопелое молчание, а в следующий миг стрелец опустил лук, а Несмеян, несколько мгновений помедлив, убрал меч в ножны.

– Рыжий? – восторженно спросил стрелец.

– Витко? – с ужасом спросил Несмеян.

– Ну живой я, живой, – весело бросил стрелец, убирая лук в налучье – видно, тоже признал.

Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга, а потом рывком шагнул друг другу навстречь и обнялись.

– А мне ведь Колюта сказал, что тебя убили, – хлопая Витко по плечам, сказал Несмеян.

– Сказал, а чего ж? – прогудел из-за спины знакомый голос, и Несмеян, выпустив, наконец, Витко, оборотился.

Колюта стоял у двери, пряча в ножны длинный нож, глядел хмуро и насмешливо.

– Колюто! И ты здесь!

– Вестимо, – гридень-калика шагнул к Несмеяну вплоть, толкнул его в плечо. – Да ты-то откуда взялся, лешачья твоя голова?! Неуж из Полоцка самого?

– Да нет! – хмуро покачал головой Несмеян, садясь на лавку. – Из Чернигова.

– Что там? – жадно спросил Колюта, тоже садясь, и Несмеян невольно вспомнил, как они осенью жарили мясо и пили пиво у него на дворе – он, Колюта и Брень-воевода, отец Витков.

– Да что там, – пожал плечами гридень. – Плохо там. Сторожу при княжичах усилили, и мне туда ходу больше нет, Святослав меня схватить хотел. И… – он помолчал несколько мгновений, – и подставу древлянскую побили нашу, обоих воев завалили, и Ждана, и Вакула моего…

И Колюта, и Витко, и чернявый хозяин избы невольно притихли. А потом Колюта, оправдывая назвище, колюче глянул на остальных:

– Вестимо… измена у нас где-то завелась.