Кавалер Джеруч бросил шкатулку обратно в саквояж, запер замок и поставил на него печать. Ялун же спрятал в кофр волшебный сундучок и лучезар, а прежде чем тот погас, успел стукнуть ногтем по колпаку масляной лампы. Фитилек лампы ярко вспыхнул. Клянусь, я видела, как с пальца слуги сорвались искры, пройдя прямо сквозь стекло!
Все эти действия были совершены в считанные мгновения — и Ялун распахнул дверь.
— Зачем кричать, прекрасный барышня? Кошка здесь, видеть? Сам приходил.
Он говорил по-ригонски хуже хозяина — или кто они там друг другу.
Кайса влетела внутрь, подхватила меня на руки и прижала к груди — я чуяла, как колотится ее сердечко.
Стало совестно. Бедняжка переволновалась, думала, меня мамонт в снег втоптал. Еще принцесса, небось, нагоняй ей дала за то, что не сберегла графский подарок.
— Я… Благодарю вас, господа, что позаботились о любимице ее высочества, — Кайса поглядела на кавалера Джеруча, на его слугу и попятилась. — Прошу простить за беспокойство. Мы пойдем…
— Я помогу, — кавалер решительно шагнул к фрейлине. — Позвольте. Кошка тяжелая. Хрупкая барышня не должна носить такой груз.
Кайсе не хотелось меня отдавать. Но еще меньше ей хотелось затевать спор, задерживаясь в тесной комнатке с двумя мужчинами, да еще чужеземцами. Тем более, что секретарь не стал ждать разрешения и потянул меня из ее рук. Кайсе осталось лишь уступить.
Наше шествие через весь большой запутанный дом напомнило мне эйланскую сказку про витязя-ворона и царевну-голубку. Тоненькая фрейлина шла впереди — феей, указующей путь герою. Следом шагал сам воин-спаситель с драгоценной ношей на руках. Придворные, слуги и жители дома, которых можно было легко узнать по старомодной одежде и неряшливому виду, провожали нас взглядами.
В какой-то момент Джеруч начал мурлыкать под нос мотив.
— Ой, кавалер, вы знаете "Песню о пропавшей невесте"? — оглянулась Кайса.
— Это наша, эйланская, песня, и верное ее название "Песня о погибшей невесте", — ответил Джеруч с усмешкой. — Но когда ее переводили на ваш язык, слова смягчили и изменили концовку. У вас невеста бабочкой улетает в луга, чтобы порхать и кружиться в вихре лета, храня свою девичью красоту от тягот семейной жизни. А у нас дева бросается в море со скалы, потому что пока жених был на войне, ее обесчестил богатый всадник. Она не смогла вынести мысли, что не сберегла для избранника свою чистоту.
— Какая ужасная история! — жалостливо воскликнула Кайса. Она обернулась, и стало видно, что ее глаза блестят слезами. — А что жених?
— Отрезал обидчику голову и принес на могилу невесты. Песня кончается тем, что он сидит под оливой, пьет горькое вино и оплакивает свою любовь. Но сейчас последние два куплета уже не поют. Все кончается гибелью невесты.
Кавалер снова усмехнулся — мрачно, едва ли не зло.
Кайса пробежала через комнаты, в которых хлопотали слуги и бездельничали гвардейцы, распахнула дверь в просторный зал.
— Она нашлась, ваше высочество! Кавалер Джеруч любезно приютил нашу Белочку.
— Ах, кавалер! Примите мою искреннюю благодарность, — принцесса поднялась с дивана и пошла к нам, потягивая руки. Секретарь подал ей меня, низко поклонился и отступил. — Как же так, Белка? Мы волновались! Больше не убегай, пожалуйста.
Она почесала мне шею, улыбнулась, потом подняла взгляд на кавалера.
— Сегодня вечером я жду от вас урок эйланского. Отговорки не принимаются!
Кавалер поклонился еще ниже.
— Почту за честь, ваше высочество.
Он бросил взгляд на Кайсу, усмехнулся и вышел. Я слышала, как удаляются его шаги и как тает в отдалении мелодия песни о погибшей невесте.
За общим ужином Камелия вновь усадила графа Даниша рядом с собой и много расспрашивала о снежной магии и других владыках стихий, о Ригонии, о дворе короля Альрика — весело, непринужденно и исключительно по-ригонски. Время от времени она касалась его руки невинными, не скрываемыми от чужих глаз жестами, и во взгляде Даниша сменяли друг друга в свет и тьма.
А я совсем перестала что-то понимать. Может, у них с принцессой был роман и это свои письма он хочет вернуть? Но и эйланцы в свите Камелии неспроста!
По другую руку принцессы расположился барон Хлепик, хозяин имения — лысый плюгавый человечек в старомодном сюртуке как будто с чужого плеча. Лучшие дни рода Хлепиков остались позади, стол у них был куда беднее, чем в трактире, а прислуга вышколена хуже. Принцесса попросила чего-нибудь для меня, и свита оживилась, предвкушая новый акт спектакля под названием "Кормление монаршей любимицы". Но представление провалилось. Грузная пожилая тетка в застиранном фартуке тихо внесла миску с отонками и поставили на пол в углу.
Я, разумеется, есть не стала.
— Смотри, еще нос воротит, — шепотом ворчали слуги у стены.