К приезду ее высочества просторный обеденный зал отмыли и принарядили, как смогли. Повесили драпировки, явно из старых портьер, постелили выцветшие ковры, поставили старинные бронзовые шандалы, зеркала в бурых рамах и кадки с фикусами, но запах ветхости и гнили сочился из каждого угла. И ни одного лучезара. То ли старые иссякли, а на новые барон жалел денег, то ли надеялся, что в неверном пламени свечей убожество обстановки не будет бросаться в глаза.
Разномастные столы и стулья, должно быть, собрали по всему дому. Зато мест хватило для всех гостей благородного звания, в том числе гвардейцев и младших придворных. Кавалера Джеруча среди них не было.
Виконт Дегеринг поманил меня обгрызенной индюшачьей ножкой, и я поспешила вернуться к столу ее высочества. Принцесса как раз обратилась к Данишу:
— Откройте тайну, граф… если это, конечно, не тайна короны! — она игриво засмеялась. — Мы всей семьей целый год умирали от любопытства… Как его величеству Альрику удалось стать владыкой дождя?
— Известным способом — через усыновление, — граф любезно улыбнулся. — В домашней часовне Регенскуров провели ритуал призыва и церемонию вступления в род. Как видите, ваше высочество, никаких тайн.
— Но разве для передачи дара таким способом не требуется кровное родство, хотя бы отдаленное?
— Родство желательно, однако можно обойтись и без него. Если не ошибаюсь, лет сто назад герцогиня Громис точно так же передала дар попутного ветра вместе с родовым именем совершенно чужому ей молодому магу. А ныне внук того мага служит благу Вайнора так же верно, как служили первые Громисы…
Я подошла поближе. О таком нам в гимназии не рассказывали.
— Ах да, кавалер Тальдинг! — воскликнула принцесса. — Но он был магом воздуха, это родственная стихия.
— Дар дождя и дар плодоносной земли тоже близки. Неслучайно боги, ответственные за эти стихии, образуют супружескую пару.
— Договорились по-семейному, так сказать! — хохотнул барон Хлепик.
На него не обратили внимания, лишь графиня Виртен брезгливо поджала губы.
— В хрониках Гельви описан случай благополучной передачи дара магу другой стихии, не связанному с дарителем кровным родством, — заметил герцог Клогг-Скрапп по-вайнорски.
— Так вы знали, дядя? — принцесса взглянула на него через барона и графиню.
— В общих чертах.
Пару мгновений я раздумывала над скрытым смыслом…
Что ж, мы шпионим за ними, они — за нами. Как и подобает между друзьями и союзниками.
— Но как ему удалось?.. — принцесса перевела взгляд с герцога на графа. — Человек в силах удержать лишь один божественный дар, это непреложная истина, первое, чему нас учат в детстве. Разве что его величество сам Двуликий!
Даниш развел руками.
— Боюсь, ваше высочество, на это мне нечего сказать. Кроме одного. Нынче летом хлеба в Ригонии уродились богаче обычного, и урожай был собран до последнего зернышка. Дожди не помешали.
— Довольно мучить графа, милая племянница, — вмешался герцог. — Скоро мы будем в Альготе и сможем узнать обо всем из первых уст.
— Вы правы, дядя Вильфред, — Камелия лучисто улыбнулась.
Барону Хлепику надоело чувствовать себя исключенным из беседы. Он поднялся на ноги, держа в руке бронзовый бокал, похожий на кубок времен рыцарей в латах:
— Тост, господа! За стихийный дар ее величества!..
На уроке эйланского присутствовали графиня Виртен, Кайса, Дайда и две дочки Хлепика, которых он надеялся пристроить в свиту к принцессе. Весь вечер усердный барон произносил пафосные речи и поднимал тосты за "ее величество". Сперва Камелия поправляла его, потом бросила. А после ужина заметила своей будущей гоф-даме:
— Жаль беднягу. Не знаю, какими правдами и неправдами он добился права принимать нас, но боюсь, это его разорит.
— Думает, вы осыплете его милостями, — поморщилась графиня.
— Просто заплатите ему за постой. Деликатно, как вы умеете.
Графиня Виртен и деликатность? Но гоф-дама, сдержав возражения, явно просившиеся ей на язык, важно кивнула. А принцесса всплеснула руками:
— Ах! У нас же Белка голодная! Сейчас, маленькая, я тебе что-нибудь найду.
— Постойте, ваше высочество! — графиня резво вскочила с тахты вслед за Камелией. — Я позову Кайсу, она покормит.
Как же трудно быть принцессой. Шагу не ступить без надзора, кошку и то самой покормить не дают. Приходится идти на хитрости даже для того, чтобы отвоевать для себя маленький кусочек свободы — час эйланского…
Я наблюдала за уроком, как за представлением в иноземном театре. Актеры обменивались репликами, кавалер Джеруч поправлял принцессу, задавал вопросы, она отвечала, потом писала под диктовку, а он читал и что-то объяснял. Эйланский язык производит странное впечатление. Красивый, мелодичный — и грубый, каркающий одновременно. Но принцессе явно нравилось.
А я поняла, что была к ней несправедлива. Камелия очень хороша собой. Просто ее красота не бросается в глаза, как у Кайсы или Агды, эту красоту надо рассмотреть. Тонкий летящий профиль в самом деле был словно выписан тончайшими линиями, только не черным пером, как у газетных рисовальщиков, а нежной, почти прозрачной пастелью.