Кошка Белого Графа

Все-таки эйланцы — красивый народ. Сейчас, распаленный любовной горячкой, Джеруч как никогда напоминал своих воинственных предков. Но и Камелия больше не походила на снежного духа. Ее глаза сверкали, на щеках пламенел румянец, нацелованные губы стали яркими и сочными. Словно нежный и робкий бутон распустился в прекрасный цветок, оправдывая данное ей имя.

Нишу, в которой стояла кровать, наполовину загораживала ширма, и из-под туалетного столика у окна мне было мало что видно. Но от вздохов, стонов и шороха сбрасываемых одежд было жарко, стыдно — и страшно. Если принцесса узнает, что я человек, если хотя бы догадается…

Свен, Свяна, это по вашей части! Дайте мне срочно провалиться сквозь землю!

Боги молчали.

Осталось крепко зажмуриться и укрыться хвостом.

О плотской стороне любви я была осведомлена куда больше, чем полагается незамужней девушке, и знала, что двое могут доставить друг другу удовольствие не только тем способом, от которого бывают дети. Я не смотрела — но все слышала. Звуки страсти. Нежности и признания, которые любовники шептали, мешая вайнорские слова с эйланскими. Скоро стало ясно: у Альрика не будет оснований упрекнуть свою королеву…

— Давай убежим, — сказал вдруг Джеруч. — Туда, где нас никто не найдет.

— Нет такого места, — отозвалась принцесса. — Не спорь… Просто обними меня.

Когда они наконец задремали, я ощутила такую усталость, будто сутки напролет не разгибала спины над срочным заказом.

Но теперь можно было все спокойно обдумать.

Камелия и Джеруч.

Удивилась ли я? И да, и нет. Надо быть слепцом, чтобы не видеть: между ними что-то происходит, и секретарь для принцессы больше, чем просто посредник. Графиня Виртен так настойчиво пыталась их развести. Клогг-Скрапп открыто отговаривал племянницу — однако уступил. Так легко… Они все знают! Графиня, герцог, капитан Карис. Не одобряют, но потворствуют.

И все же… Кавалер Джеруч не может быть принцем Фьюго. Принцы не ездят тайком под чужой личиной с единственным слугой. Они путешествуют, как Камелия — с пышной свитой, охраной и грузовым обозом.

С другой стороны, граф Даниш обходится одним кучером. Почему принц не может?

Потому что граф сам себе хозяин. Он и помолвку со своей Ализеей смог расторгнуть, только когда графом стал. А над принцем есть король. Альгредо ни за что не позволит сыну пуститься в такую опасную авантюру…

Или позволит? Что я знаю о нравах королей — и о них самих?

Род Инчендеров владеет огненным даром. А Ялун, слуга Джеруча — маг огня. Может, это он принц Фьюго? Вот уж на кого точно не подумают!

Или все иначе, и Камелия с самого начала любила не принца, а его приближенного? Поэтому и стремилась замуж в Эйлан? А теперь, раз не вышло, взяла сердечного друга с собой в Ригонию… Ой-ей!

Но почему ей разрешили и что за амулет она носит? Не выйдет ли так, что служба, которой потребуют от меня Свен и Свяна, коснется как раз Камелии и эйланца? Или Камелии и короля Альрика?

Вопросы, одни вопросы.

И главный из всех: сообщать графу или нет?

* * *

В имение Соллен-хуз, где отбывал ссылку опальный канцлер, Рауд приехал как раз к обеду. А обеды у герцога Варди Соллена всегда были знатные. Сказывалась голодная юность.

Сам герцог бедняцкого прошлого не скрывал и посмеивался над своей страстью к еде, без счета уплетая сладкие пироги, наваристые супы, жареное мясо всех видов с жирными соусами и обильным гарнирами, десерты из манной крупы, сливок и меда.

При этом лет до шестидесяти он оставался поджарым, быстрым и острым, как стилет. Рауд еще застал его таким. Потом герцог как-то разом вошел в тело, но толстяком не стал, а лицо его, как и прежде, напоминало профиль хищной птицы.

За столом в кругу герцогской семьи о делах, само собой, не говорили; хозяйка дома настояла, чтобы Рауд отведал каждого блюда. Затем его, сытого до дурноты, проводили в небольшую светлую комнату с видом на можжевеловую аллею. Зелень хвои приятно оживляла унылую белизну уснувшего до весны сада.

Камердинер с длинными лицом и не менее длинными седыми бакенбардами разлил глинтвейн и тихо скрылся за потайной дверцей, неотличимой от дубовых панелей на стене. По комнате поплыл сладко-пряный летний аромат.

— Как я понимаю, — произнес Соллен, глядя на Рауда поверх бокала темно-серыми, типично ригонским глазами, — писем вы не нашли.

Три недели назад в этой самой комнате они обсуждали донесение из Вайнора, где у канцлера был очень способный агент, а у того, в свою очередь, имелись хорошо прикормленные осведомители во дворце короля Бертольда. От них и стало известно о письмах принца Фьюго к принцессе Камелии, которые та якобы вознамерилась взять с собой в Ригонию.

Рауд усомнился в достоверности сведений: неосмотрительно везти любовную переписку ко двору будущего мужа. Однако канцлер своему агенту верил. "Влюбленная женщина редко бывает разумна", — заключил он.

Но если так, если эти свидетельства обреченной любви принцессе настолько дороги, возможно ли, чтобы за все время пути она ни разу не взяла в руки ни одного письма?