Кошка и Токио

Наоя перечитал письмо дважды. Потом сел на диван и внимательно пролистал черно-белую брошюрку. Потом еще и еще раз. В заголовке значилось: «Хихикомори, Футоку и Неко». И на обложке они были нарисованы втроем. В книжке излагалась история того месяца, что они провели вместе с кошкой. Беседы, которые между ними случались. Причем на каждой странице была кошка, которая с каждым днем все больше набиралась сил. И по мере ее выздоровления квартира Наои делалась все чище и опрятнее. И все это было так отлично нарисовано! И его квартира, и кошка, и сам Кенсуке, и он, Наоя… И все они глядели со страниц счастливо – и улыбались.

Только теперь Наоя сидел и плакал.

Кошка чувствовала себя бодрой и крепкой, как никогда. Она полностью оправилась после случившегося с ней несчастья и вновь принялась рыскать по своим старым местечкам в поисках съестного и воспоминаний о некой прошлой жизни. Того неясного, неуловимого, чего ей не хватало в сегодняшнем существовании.

И вот однажды утром, когда кошка наслаждалась прекрасным теплым осенним днем, она заметила вдалеке мужчину в знакомом зеленом спортивном костюме, медленно продвигавшегося по улице. Он переходил от одного фонарного столба к другому, обнимая каждый на пути. Шаг за шагом, крайне осторожно, точно в зоне боевых действий. Подойдя немного ближе, кошка увидела, что мужчина направляется к красному почтовому ящику.

На лице у него была взволнованная улыбка.

А в руке он крепко держал письмо.

Детектив Исикава Примечания к делу. Часть 3

Спустя несколько недель после моего визита в клуб к Сиве я сообщил Таоке, что собираюсь кое-куда прокатиться на машине. Рано утром я отправился в путь, следуя по подсказкам навигатора, к некоему фабричному комплексу в префектуре Яманаси, где и содержался, насколько мне стало известно, пропавший Курокава-младший.

По направлению из города движение было спокойным, и, несмотря на ощущение, будто я избавляюсь от всего городского, проскакивая тоннели один за другим (и замечая, как зелень за окном становится все более плотной и насыщенной), я все равно раз за разом прокручивал в голове то, что в клубе сказал мне Сейдзи насчет моей бывшей жены.

Иногда похожее состояние накатывает на меня поздними ночами, когда я пытаюсь уснуть. Понятно, я ощущаю усталость и возрастную ломоту в суставах… Но дело-то не в этом! Назойливый голос в мозгу все корит и распекает и меня самого, и мою работу. Я начинаю перебирать в уме все ошибки, что когда-либо совершил, вспоминать все то, что должен был сказать в том или ином разговоре, но не сказал. Все, что должен был сделать по-другому, чтобы стать более достойным человеком, нежели я есть. Вспоминать тех людей, которым я, сам того не желая, причинил боль, и тех, кому доставил ее умышленно. Наверное, это и называется раскаянием.

И в данный момент я чувствую, как мое раскаяние сидит со мной рядом, на пассажирском сиденье, похрустывает картофельными чипсами и, прихлебывая из большущей бутылки газировку, устраивает мне очередную выволочку.

Не следовало мне вообще браться за это дело! Ничего путного от этого не жди…

Ну да, ну да… Бульк!

Но я просто делаю свою работу.

«Я просто делаю свою работу!» Ой-ой! Скажите-ка, пожалуйста!

Я должен исполнять свои обязательства перед клиентом.

Подумать только! Прикинь, а эти чипсы очень даже клевые!

Преданность проявляется по-разному.

Но почему же ты тогда не проявил преданность к ней?

А почему она мне изменила?

А-а, ну да. Давай как в детском саду: она, мол, первая начала!

Все было совсем не так.

А как? Ты был настолько холодным и бессердечным, что даже не смог прекратить дело, в котором оказалась замешана твоя жена?

Бывшая жена.

Да она с самого начала была для тебя бывшей! Тебя никогда не было с ней рядом.

Я должен был работать.

Работать? То есть выслеживать людей и фотографировать их?

Это были бесчестные люди! Они заслужили то, что получили.

Да ты у нас прямо вершитель судеб! Кто, интересно, назначил тебя блюстителем морали?

Я просто делаю свою работу.

Я слышал, в нацистской Германии было немало людей, которые якобы тоже «делали свою работу».

Заткнись уже! Умолкни! Прочь из моей головы!

Я и есть твоя голова, Исикава. Пора бы уже и привыкнуть… Бульк!

Можешь просто заглохнуть хоть на секунду?

Как скажешь.

Благодарю.