Кошка, которая умела плакать. Книга 1

– Видишь, – Хозяин указал пальцем на мордочку Нелы, – её глаза начинают светиться, она становится самой собой. После нехитрых манипуляций мне удалось заставить её тело начать преобразовываться в алайское. Нам надо лишь немного помочь ей со строительным материалом, и будет у нас настоящая, двуногая, голокожая кошка. Мы чуть-чуть поколдуем над строением её мозга, химией тела – и всё. Мы готовы.

– А зачем вам понадобилось захватывать эту самку живьём? Не проще ли было выкрасть чьё-нибудь запасное тело? Или вовсе – одолжить одно у той же Амиалис? – продолжал допытываться Шог (его начальник любил внимание).

– Её душа должна быть здесь до последнего. Так сказать, греть постельку для нашей дорогой гостьи. И потом, я хочу посмотреть, как поведёт себя госпожа Нела, оказавшись в перекроенном теле, как оно повлияет на её душу – на её образ мыслей, поведение, способности и так далее.

Шог криво усмехнулся.

– Дух, тело и душа… У нас есть две части ключа к вратам победы, – пробормотал Шилор, поглаживая короткий серый мех, – недостаёт третьей. Но она скоро будет в наших руках. И быть может, всё пройдёт настолько гладко, что первые две нам и вовсе не понадобятся. Я предвижу, что в самом недалёком будущем она будет… есть с моих рук.

* * *

Бой подходил к концу. Отряд Инона железной метлой прошёлся по коридорам древнего лабиринта, вычистив из его промозглых закоулков тучу всевозможной нежити. Нежити прыгающей, ползающей и летающей, кусающейся, жалящей и плюющейся зловонным ядом. Нежити бездушной и одушевлённой…

Предоставив своим спутникам расправляться с полуразумными порождениями магии смерти, Инон занимался теми, под чьей мёртвой плотью трепетали тусклые огни пленённых душ. В отличие от простых жрецов, на Иноне не было ни доспехов, ни символов Милосердного, защищавших своих носителей незримым щитом. Не было при нём и оружия – он сам был оружием, «мечом животворящим в деснице Веиндора». Повелительными взмахами рук Инон вырывал души из тел нежити с той же лёгкостью, с какой сноровистый крестьянин выдёргивает морковь из жирного чернозёма. Дыхание жреца было ровным, сердце билось медленно, размеренно, и в такт этому внутреннему метроному он шагал и шагал вперёд, к центру лабиринта, где полусгнившей слоновьей тушей лежал Дом Вечного Бытия. Их цель. Живое логово их сегодняшнего Врага.

То, что издалека походило на сваленные кучей остовы кораблей, увитые толстыми пожухшими розовыми лианами и укрытые драными полотнищами тёмных парусов, вблизи оказалось аморфным, лишённым кожи созданием, вроде тех кошмарно перекрученных, пронзённых собственными костями уродов, в которых превращают группы желающих сэкономить на дороге туристов неисправные порталы.

Инону уже не раз доводилось видеть подобное «торжество плоти», любовно вылепленное некромантами из трупов тысяч своих жертв, и всё же сердце его сжалось от жалости и омерзения. Как в самый первый раз, когда…

Он остановился, чтобы вознести краткую молитву Веиндору – не подобает вершить правосудие, преисполнившись ненависти. Милосердный услышал, и спокойствие вновь снизошло на его верного слугу. Подходя к неестественно маленьким воротам, похожим на стянутую горловину розового мешка, Инон даже усмехнулся, подумав: «Интересно, местные называют их просто «дверьми» или же используют какой-нибудь анатомический термин, вроде «сфинктера»?»

Внутри было влажно и жарко. Подошвы Инона с треском отклеивались от пола – липкого, в тёмных потёках, как на скотобойне. За бугристыми живыми стенами что-то ревело, булькало, урчаще гудело, стонало, бормотало – глухо и гнусаво. Время от времени доносились хлюпающие хлопки, словно шматы сырого мяса шлёпались и шлёпались на металлический лист.

Почти не встречая сопротивления, жрецы Милосердного добрались до центрального зала. Сквозь стекло его плоской крыши были видны разноцветные брюшки огромных жуков, пожиравших друг друга в мертвенном свете луны. Их бесчисленные ножки скользили по гладкой поверхности, среди осколков хрусталя, ржавых гаек, пучков сена, головок одуванчиков, обрывков афиш и обломков позолоченной мебели.

По стенам тянулись чудовищные барельефы, сплетённые из светящихся внутренностей. По ним метались кошачьи тени – угловатые, изломанные, угольно-чёрные. Их бешеный танец гипнотизировал, а вибрирующие, истеричные, голодные крики заставляли жрецов скрежетать зубами. Инон посмотрел под ноги. Теперь они шли по ковру из грязной, свалявшейся чёрной шерсти. Словно кто-то откопал труп гигантского кота и содрал с него полуистлевшую шкуру. Кое-где к ней даже пристали мелкие кладбищенские цветочки.