— Ну и что? Ведь он же купается в деньгах! Кстати, Лежену не удалось выяснить, откуда они у него?
— Нет. Толком нет. Вынужден в этом тебе признаться. Есть в этом типе что-то подозрительное! Темное у него прошлое. Но все денежные счета у него в полном порядке. А разузнать что-либо без всестороннего расследования невозможно, а на это могут уйти годы. Полиции надо было бы раньше этим заняться. Возможно, он — мошенник, запутавший всех в паутине финансовых тонкостей и сумевший ловко замести следы. По-моему, департамент внутренних налогов давно что-то унюхал насчет Венейблза. Но он ловок — не подкопаешься. А ты считаешь, что он и есть главарь этого бесовского предприятия?
— Да. Считаю. Думаю, что он мозговой центр.
— Может быть. Судя по твоим рассказам, ума у него для этого хватит, согласен. Но сам бы убивать отца Германа он бы не стал! Нанял бы кого-нибудь.
— Может, его уж очень припекло! Возможно, отца Германа надо было срочно заставить замолчать, прежде чем он успел бы сообщить о том, что узнал относительно «Бледного коня» и всех тамошних художеств. А потом…
Я осекся.
— Алло, ты куда пропал?
— Я здесь… Мне тут… пришла в голову одна мысль…
— Какая?
— Еще и сам толком не пойму. О том, что их безопасность могла достигаться одним-единственным путем. Но надо хорошенько поразмыслить. А сейчас должен бежать. У меня свидание в кофейне, в Челси.
— Не знал, что ты такой завсегдатай кофеен Челси!
— Это не совсем в Челси. Это возле Тотнем-Корт-роуд, если уж быть точным.
Положив трубку, я покосился на часы.
Я уже собрался уходить, когда опять раздался звонок.
Я медлил в нерешительности. Наверняка это снова Джим Корриган; хочет узнать поподробнее о том, что за мысль пришла мне в голову.
Продолжать беседу с Джимом мне сейчас было бы крайне некстати. Я двинулся к двери, но телефон все звонил, настойчиво, неотвязно.
Конечно, могли звонить из больницы… от Джинджер.
Нет, я подойду, а то буду терзаться потом неизвестностью. Я нетерпеливо ринулся к телефону, рывком поднял трубку.
— Алло?
— Это вы, Марк?
— Да, кто это?
— Ну конечно же я, — с упреком произнес голос. — Послушайте, мне надо вам кое-что рассказать.
— Ах, это вы! — наконец-то я узнал миссис Оливер. — Знаете, я ужасно спешу. Стою на одной ноге. Я вам потом позвоню.
— Никаких потом, — твердо заявила миссис Оливер. — Вы должны выслушать меня сейчас же. Это важно.
— Ну хорошо, только побыстрее, пожалуйста. У меня свидание.
— Пф, — фыркнула миссис Оливер. — На свидание не грех и опоздать. Привлечете к себе больше внимания.
— Но мне и вправду нужно бежать.
— Послушайте, Марк. Это важно. Я в этом уверена. Это непременно окажется важно.
Я изо всех сил сдерживал раздражение, поглядывая на часы.
— Ну так что?
— У моей Милли тонзиллит[213]
. Она очень скверно себя чувствовала и потому уехала в деревню. К сестре.Я скрипнул зубами.
— Мне ужасно жаль ее, но я действительно…
— Слушайте. Это только пролог. Так на чем я остановилась? Ах да! Милли надо было уехать, и я позвонила в бюро по найму, с которым всегда имею дело. «Регент» — так оно называется. Не устаю удивляться, что за идиотское наименование, прямо как у кинотеатра!
— Ей-богу, мне пора…
— Я спросила, не могли бы они прислать мне кого-нибудь. Они отвечали, что как раз сейчас это очень трудно — фраза, которую они, между прочим, говорят всегда, — но что они постараются…
Никогда еще моя приятельница Ариадна Оливер так меня не бесила.
— Сегодня утром появляется женщина, и кто бы, вы думали, она такая?
— Понятия не имею! Видите ли, я…
— Женщину эту зовут Эдит Биннз — смешное имя, правда? — и вы, оказывается, ее знаете!
— Нет, не знаю. В жизни не слыхал ни о какой Эдит Биннз!
— Да нет же, знаете! И не так давно вы с ней виделись. Она много лет прослужила у вашей крестной, леди Хескет-Дюбуа.
— Ах, вот это кто!
— Да. И она видела вас, когда вы приходили забрать картины.
— Это все, конечно, очень мило, и вам повезло, что это оказалась она. По-моему, она человек верный, надежный и все такое прочее. Тетя Мин так говорила. Но теперь я, право же…
— Неужели так трудно подождать? Я еще не дошла до сути. Она сидела у меня и все говорила о леди Хескет-Дюбуа, о ее роковой болезни, ну и так далее, потому что, знаете, этих женщин хлебом не корми, но дай поговорить о болезнях и смерти, а потом вдруг она возьми и скажи!
— Что скажи?