Едва я открыл дверь, она ввалилась, целясь мне прямо в лицо здоровенным кухонным ножом с истошным «своло-о-о-о-очь!» Я легко увернулся, успевая притормозить и ее, но дурища умудрилась-таки наткнуться острием на стену. Естественно, нож не удержала, скрежетнув о гладкую поверхность, тот проскользнул в ее наверняка потной руке. Тонкие пальцы оказались на лезвии, хлынула кровища. У меня аж в брюхе потянуло, и я схватил ее за запястье, сжимая сильно. Потянул в сторону кухни, собираясь помощь оказать, но эта психичка принялась упираться, колошматила здоровой рукой, пнула меня по голени, орала что-то безумное. Потеряла равновесие, завалилась на меня и тут же укусила за бицепс. До крови, чуть шмат мяса не вырвала.
– Да что за на хер?! – зарычал я, ухватив ее за ворот платья и тряхнув. – Ты совсем *бнулась?
– Тварь-урод-палач! Ты его уби-и-и-ил! – заверещала она, и у вывалившегося в коридор Крапивы чуть глаза от удивления не выскочили.
– Кого, чокнутая?
Друг сориентировался мгновенно.
– Тащи сюда! – велел мне и помчался вперед нас на кухню. – Лед нужен, кровотечение остановить, пока скорая приедет.
– За что-о-о? – продолжая дергаться, вопила Варька, заливаясь слезами. – За что ты его? Мстишь?
– Да кого, бля?
– Кира-а-а-а!
Несмотря на брыкания, я дотащил ее до раковины, и Крапива крутанул кран. Варька завизжала и обвисла, теряя силы.
Глава 21
Ничего не помню. Ни как нож хватала. Ни как через двор бежала. Помню только, что внутри все просто полыхало от ослепительной ярости и отчаянного страха за брата. И только сейчас, когда проклятый гопник держал мою кровоточащую руку под струей ледяной воды, меня осенило. Какого черта я побежала сюда? Не к ближайшему рабочему телефону-автомату, а к нему? Что я за сестра, если гнев перекрыл во мне заботу о здоровье родного человека?
– Отпусти! – рванулась я от Зимы, но он только сильнее стиснул мое запястье, обхватывая и вокруг талии.
– Кончай дергаться и нормально все объясняй давай! – приказал он.
– Да отвали ты! – Я буквально задыхалась от злости и стыда. Всегда так, стоит ему оказаться рядом. – У меня там Кир один! Будто ты и так не знаешь, что сотворил с ним.
Дружок Зимы уставился на него.
– Не-не, – мотнул гад головой над моей макушкой. – Я его и пальцем не трогал. Да вообще никого! Нах?
– Ты врешь! Ты его избил так жутко, потому что мстишь мне! За то, что отказала. Ненавижу тебя!
– Да примолкни ты хоть на секунду, – тряхнул меня слегка мерзавец снова. – Я говорю, не трогал я твоего братца-опарыша! Еще я бабам не мстил. Ты за кого меня принимаешь?
– За мерзавца, что преследовал меня и изнасиловал.
– Кхм… – кашлянул, подавившись воздухом, гопник номер два. Такой же голый по пояс, как и сволочь Зима. И это, то есть то, что он прижимается ко мне обнаженным торсом, я осознала только что, и мгновенно бросило в жар, отчего я опять задергалась.
– Крапива, свали, – буркнул мой мучитель и вытащил руку из-под струи, где она уже почти онемела. – Стой, бля, спокойно. Гляну, что там у тебя.
– Не надо мне! Мне к брату нужно. Он, может… ему плохо совсем, может.
– Так это он тебе сказал, что я его бил? – не обращая внимания на мое сопротивление, на которое, впрочем, у меня и сил почти не осталось, Зима потащил меня куда-то, прихватив из шкафчика аптечку.
Мы очутились в его спальне, похоже, и он подтолкнул меня к кровати. Это сюда он ту девицу заволок, лицо которой только что не сожрал на кухне? Меня всю ночь на работе от этой гадкой картинки передергивало. И в груди жгло. Ненавижу.
– Сядь, хоть замотаю. Не глубоко хоть, слава яйцам.
– Да не трожь ты меня! И не буду я сидеть там, где ты девок своих валяешь!
Я попыталась его обойти, но он схватил меня за локоть и усадил насильно. Сам опустился на корточки.
– Тебе-то какое дело, где и кого я валяю? – пробурчал кобелина приставучий и плеснул перекисью мне на пальцы.
Я зашипела, и снова полились слезы. А он наклонился и стал дуть.
– Изверг! – Я в сердцах пихнула его здоровой рукой в лоб. – И плевала я на твоих баб. Хоть утаскайся весь. Лишь бы ко мне и брату не лез.
– А я к твоему дрыщу белобрысому и не лез никогда. Я бы его и в первый раз не тронул. Сам кинулся, а я тогда соображал хреново. А все потому, что кое-кто – хреново динамо.
– Динамо – это когда обещают что-то, а я тебе с первого дня…
– Ага, помню. Что с первого. Так тебе брат сказал, что я его отметелил? – Он оторвал зубами край бинта и завязал, и я тут же сдвинулась по кровати вбок и вскочила, начав обходить его.
– Ничего Кир не сказал. Он без сознания. Но у нас нет врагов. Кроме тебя.
– Вот с хера ли я тебе враг? – Зима снова вцепился в мой локоть. – Пошли разбираться с твоим братцем.
– Не над…
– Надо, бля! – рявкнул так, что я сжалась. – Я поклепов галимых терпеть не собираюсь.
– Да отпусти! Отпусти!
– Прекрати дергаться! – велел гопник и подхватил меня, упирающуюся, на руки. – Кровь опять пойдет.
– Это все ты виноват!
Мне так хотелось ему врезать. Но бить здоровой рукой, что была у его голой груди, неудобно, а больной – глупо. Я уже не настолько психую, чтобы продолжать себя калечить.