Кошки не плачут

Эжен молча скользнул на водительское место, завел двигатель. За окнами поплыли безжизненно-серые улицы и дома ненавистного мне города. Быть может, стоит распрощаться с воспоминаниями, уехать куда-нибудь подальше от Нью-Эдема с его вампирами и выброшенными в Пустошь оборотнями, начать новую, совсем другую жизнь? Бросить учебу на факультете психологии, которая нужна мне так же, как собаке — пятая лапа, и поступить в Полицейскую Академию, в отдел Карателей? Я горько рассмеялась этим мыслям. Кого я хочу обмануть? Прошлое никогда меня не отпустит, слишком глубоко оно запустило свои когти в мою душу. И, даже убив Фэйта, вряд ли я обрету долгожданную свободу и покой. Никогда мне не перестанут сниться кошмары, полные солнца, крови и печали, от которой разрывается сердце. Никогда не придет понимание того, как могли родители так обойтись с нами, со мной. Почему ушел Фэйт?

И что за жизнь я веду? Постоянные мордобои, переделки, выпивка, разборки с кровососами — разве такими событиями должна быть наполнена жизнь семнадцатилетней девчонки, — девчонки, детство которой оборвалось неожиданно и страшно ровно пять лет назад? Я тряхнула головой и с отвращением посмотрела на свое избитое, бледное тело. Сколько еще оно выдержит мое измывательское к себе отношение? Скоро ли наступит тот момент, когда оно уже не сумеет оправиться от нанесенных ему ран? И не этого ли я всеми силами добиваюсь?

Выпрямившись на сиденье, я поймала взглядом отражение своего лица в зеркальце над лобовым стеклом. И чуть не вскрикнула. Бог ты мой, кто это? Я? Левый висок и щеку пропахало несколько глубоких, уродливых с виду царапин — след от пощечины Дарга. Вокруг них фиолетовым облаком расплылся внушительный синяк. Такая рана не скоро заживет. Губы разбиты и распухли, особенно нижняя, оцарапанная клыками Лолли. Лицо — нетронутая его часть — белизной может поспорить с первым снегом. Веки покраснели и припухли, под глазами темные круги. Страшилище…

Поплотнее запахнув на груди пиджак, я вцепилась пальцами в спинку водительского сиденья и перелезла вперед, на пассажирское место. Эжен покосился на меня, задержал взгляд на изуродованной щеке и после минуты молчания тихо произнес:

— Могут шрамы остаться. Поверьте, Шеба, мне очень жаль, что…

— Заткнись! — зашипела я со злобой, удивившей меня саму. — Ни хрена тебе не жаль! Стоял там, как пень, и смотрел, как двух подростков бросают в яму к живым трупам! Пес Линна, проклятый жополиз, трусливая душонка! Ненавижу!

Меня колотило, будто через тело мое пропустили разряд электричества. Пальцы скрючились от невыносимого желания вцепится в хорошенькое личико сидящего рядом вампира, вырвать его лживый язык, содрать с костей гладкую белую кожу. Во мне словно проснулся обиженный и обезумевший от отчаяния ребенок, и ничто на свете не могло его утешить.

— Чем я заслужил подобные оскорбления? — Эжен откинул со лба пепельную челку и хмуро взглянул на меня. — Что я мог поделать? Я несвободен в своих поступках. Я служу Лорду ле Флам и всему его семейству, и это не мой выбор.

— Давай-давай, дави на жалость, — я скрипнула зубами. — У всех нас есть выбор, всегда! Другое дело, что не каждый готов за этот выбор расплачиваться своей головой. Например, такие трусы, как ты, зовущий себя бессмертным!

— Я не просил бессмертной доли. Были бы вы постарше и поумнее, поняли бы, какое это проклятие — вечная жизнь, — спокойно ответил он. — Лорду ле Флам был нужен симпатичный слуга. Он пришел и взял меня, как берут понравившуюся игрушку. В моих ли силах было противиться?

— Лучше умереть, чем стать нежитью!

— Возможно. Но как умереть, если ты бессмертен? Однажды, очень давно, я пытался покончить с собой. Пустил себе пулю в лоб. Мозг был задет, но я все равно не умер. И, поверьте, мучительное свое выздоровление и кару хозяина не забуду никогда. Вы просто не знаете, о чем говорите, Шеба.

— Да иди в задницу со своими исповедями! Меня от тебя тошнит. От всех вас.

Внезапно на ум мне пришла интересная мысль. Пару минут я обдумывала ее, потом повернулась к Эжену и язвительно осведомилась:

— И что, ты тоже знаешь, кто из вампиров обратил Фэйта?

Вся его выдержка, копившаяся на протяжении столетий, ему не помогла. По тому, как дрогнул уголок его рта, а костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели от напряжения, я поняла ответ. Он безусловно был положительным.

— С чего вы взяли? — медленно проговорил он.

— Так значит, да? Знаешь?

— Даже если бы и знал, вы же понимаете, я бы вам не сказал. За это меня изрезали бы на кусочки.

— А мне плевать! Говори немедленно, слышишь!

— Мне очень жаль, но я не могу.

— Еще как можешь!

— Нет. Простите.

Дрожа от ярости и обиды, я вдруг бросилась на него, точно взбесившаяся кошка, вцепилась пальцами в его горло. Он вскрикнул и отпихнул меня локтем, но я ухватилась за руль и крутанула его на себя.