Последовав примеру Самсона, Абита увидела темный силуэт, мелькнувший за освещенным окном, и вмиг позабыла о луне, о ветре, и даже о жизни длиной в сотни лет. Зрачки ее глаз расширились, и все вокруг заволокло кроваво-алым.
Глава пятнадцатая
Завершив благодарственную молитву, Уоллес с семейством чинно принялся за еду. Нынче вечером за ужином собрались лишь он сам, да жена с дочерью: сын отправился в гости к Хелен и ее родным.
– Воистину, Господь благословил нас, – сказала его супруга, Энн, окинув взглядом обильное угощение, ждущее их на столе.
Согласно кивнув, Уоллес положил себе на тарелку солидный ломоть козлятины, прибавил к мясу половник бобов, сладко зажмурился, полной грудью вдохнув исходящий от них аромат меда, и лишь после этого впился зубами в мясо. Козлятина оказалась нежной, сочной, просто на редкость.
Жуя, Уоллес оглядел уставленные медом полки, роскошно накрытый стол…
«Эдвардов мед, Эдвардова коза, Эдвардова кукуруза, – подумал он, и перед глазами его вновь неотвязно, назойливо замаячило суровое лицо и осуждающий взгляд отца. – Эх, папа, папа, неужто, по-твоему, я не отдал бы это все, лишь бы вернуть к жизни Эдварда? Я с ведьмой покончил, папа, спас Саттон от самого Сатаны, за то всем этим и вознагражден. Разве не ты, папа, с детства втолковывал мне, что Господь вознаграждает праведных?»
– Отец, – окликнула его Черити.
Не дождавшись ответа, она повысила голос и куда громче, настойчивей повторила:
– Отец!
Раздраженный тем, что его так бесцеремонно отвлекли от раздумий, Уоллес смерил дочь гневным взглядом. Со вчерашнего дня Черити словно бы подменили: похоже, она возомнила себя равной взрослым, если не более. Очевидно, общее признание, похвалы, внимание самого мирового судьи к ее показаниям изрядно вскружили девчонке голову.
«Ее всего-навсего нужно поставить на место», – подумал Уоллес, однако при этой мысли его охватила странная, непривычная нерешительность. С чего бы вдруг? Впрочем, ответ ему был известен. На суде дочь держалась так убедительно, с такой легкостью сыграла назначенную ей роль, говоря и делая все, чтоб настроить присяжных против Абиты… правду сказать, порой Уоллес сам помимо воли верил ей. Пожалуй, если девчонка таким же манером оговорит и его, особенно после поклепа, возведенного на него Абитой, ему несдобровать.
– Отец, что там за шум? – не унималась Черити.
– Понизь-ка голос, дитя мое, – с трудом сохраняя спокойствие, велел ей Уоллес. – Не по годам тебе в такой манере со мной разговаривать.
Черити полоснула его недобрым взглядом.
– Ты что, сам не слышишь?
– Я сказал: понизь голос. Это мой дом, и держаться со мной будь добра подобающе. Ясно?
Но тут Уоллес понял, что растревожило дочь: ночные букашки к вечеру будто спятили. Их несмолкающий стрекот сверлил череп, проникал в мозг, изрядно мешая сдерживать нрав.
Черити раздраженно закатила глаза.
– Я всего-навсего простой вопрос задала.
Уоллес набрал в грудь воздуха, готовясь как следует отчитать нахалку, но предостерегающий взгляд Энн заставил его прикусить язык.
– Черити, – мягко, но непреклонно заговорила Энн, – довольно. Родителей Библия велит слушаться и почитать.
Черити, скрестив на груди руки, набычилась, полоснула отца и мать испепеляющим взглядом.
«Нет, так не годится», – едва сдерживаясь, подумал Уоллес.
Еще неделю назад за этакую дерзость девчонка получила бы хорошую трепку, но…
«Ничего, с этим мы разберемся, – успокоил он себя самого. – Только не сейчас, после. Сейчас раздоры в семье совсем некстати».
Вспомнив об ужине, Уоллес поспешно, пока с языка не сорвалось нечто такое, о чем он потом пожалеет, сунул в рот вилку с солидной порцией бобов, однако, начав жевать, обнаружил, что бобы хрустят на зубах.
Тем временем Черити раскрыла рот, собираясь сказать еще что-то, и тут ей прямо в горло влетел жук изрядной величины. Уоллес, однако ж, этого не заметил: он не сводил недоуменного взгляда с собственной тарелки. Среди бобов поблескивали, копошились какие-то мелкие черные твари.
«Жуки?!»
Сплюнув, Уоллес перевел взгляд на жену, готовый намылить ей шею за то, что поленилась как следует просеять бобы, но Энн во все глаза глядела на Черити.
Черити, сдавленно вскрикнув, поднялась на ноги и схватилась за горло – в точности так же, как там, на суде.
– Черити! – зарычал Уоллес. – Довольно с меня твоих шуток. Своим балаганом ты никого здесь не проведешь. Сию минуту прекрати шутовство, не то так выдеру – мигом о послушании вспомнишь!
Но Черити, даже не думая прекращать шуток, заперхала так, что от натуги побагровела.
Вскочившая на ноги Энн, опрокинув кувшин с медовухой, бросилась к дочери.
– Проклятье! – рявкнул Уоллес. – Погляди, что ты натворила, растяпа!
Черити жутко вытаращила глаза, затряслась всем телом, истово тыча пальцем куда-то за спину Уоллеса.
– Хватит! – заорал Уоллес, что было сил. – Ведьма мертва! Балагану конец! Конец, слышишь?!
– Слышу. Слышу, – откликнулся женский голос из-за его спины.
«Абита?!»