Большинство пекотов объяснялись по-английски в лучшем случае, через пень-колоду, однако Иисус, помимо пристрастия к наречению собеседника самыми разными прозвищами, очень любил языки. Вдобавок к родному алгонкинскому, он говорил и по-французски, и по-испански, а уж английским владел настолько свободно, что без труда подражал любой его разновидности, любому говору, будь то хоть ирландский, хоть валлийский, хоть шотландский, хоть высокомерные, напыщенные интонации знатных кругов. Как-то раз, когда через город шел маршем генерал сэр Джонатан Эшли во главе своей гвардии, Иисус настолько похоже изобразил его голос, что собственные же гвардейцы генерала решили, будто им отдана команда «кругом», и оставили сэра Джонатана Эшли маршировать далее в одиночку. Горожанам проделка Иисуса пришлась так по вкусу, что его – ни много, ни мало – пригласили в «Черную Жабу» и попотчевали парой пинт медовухи.
– Я к тебе с предложением, – ответил Уоллес. – С делом, выгодным для нас обоих.
Иисус с подозрением сощурил глаз.
– Все проще простого.
– И отчего же мне в это не верится? – рассмеялся Иисус.
– Одна женщина очень много мне задолжала, а платить долг отказывается наотрез. Вот, чтобы вернуть свое, мне и нужна кое-какая помощь.
Затянувшись трубкой из кукурузной кочерыжки, Иисус выпустил изо рта густое облако дыма.
– А к шерифу отчего не пойдешь?
– Сложное дело, – со вздохом ответил Уоллес.
Иисус покачал головой.
– Хм-м-м… вначале все просто, теперь получается сложно. Какому же слову верить, Большой Сапог?
С ответом Уоллес замешкался: сохранить хладнокровие стоило ему немалых трудов.
– И тому и другому. Женщина… женщина эта – вдова, живет одна, вдалеке от деревни. Все равно, что в изгнании. К чему я обо всем этом толкую: приглядеть за ней некому. Как я уже говорил, на ферме она одна. Поэтому забрать то, что мне причитается, проще простого.
– И что же тебе с нее причитается?
– Кукуруза. Много. Целая уйма. Нужны всего-навсего два-три человека, в помощь с погрузкой. С ними мы просто как-нибудь ночью войдем к ней в хлев, погрузим кукурузу –
Иисус обвел взглядом прочих пекотов, но ни одного из них предложение Уоллеса не заинтересовало.
– Я же не грабить ее предлагаю, – добавил Уоллес, обращаясь ко всем. – Просто забрать то, что по всей справедливости мое, понимаете?
– Сдается мне, нам, забирающим
– Может, и есть, но у меня мушкет точно имеется, и прихватить его я не забуду.
– Похоже, опасную ты игру затеваешь, Большой Сапог.
– Ну нет, игр с меня хватит, – не в силах сдержать злость, прорычал Уоллес. – Эта женщина хочет меня разорить.
– Вот оно как…
Повернувшись к остальным пекотам, Иисус затараторил что-то по-алгонкински. Дальше нескольких слов и фраз познания Уоллеса в их языке не распространялись, но каменных лиц и покачиваний головой оказалось вполне довольно. Очевидно, остальные ввязываться в его затею не пожелали. Выслушав Иисуса, все, кроме пары юношей, поднялись и направились к докам.
Иисус вновь повернулся к Уоллесу.
– Они говорят: набег может не на шутку поссорить нас с англичанами.
– А ты что скажешь?
– А я… Видишь бабу, вон ту? – со вздохом сказал Иисус, ткнув пальцев в сторону рослой, дородного сложения пекотки возле одного из одеял. – Ту самую, что волчицей на меня смотрит? Каждый день твердит, что я лентяй, ужасно скверный охотник, ужасно скверный добытчик – одно великое разочарование. И очень любит пугать: если за ум, говорит, не возьмешься, с приходом зимы вышибу из дому пинком на мороз. А кровь у меня, Большой Сапог, очень жидкая. Не хочется мне в снегу спать… но если привезти домой пару бушелей кукурузы, глядишь, и не придется.
– А эти двое? – спросил Уоллес, кивнув на юношей. – Согласны помочь?
– Это Ноотау и его брат, Чоган. Очень храбры, но не очень умны. Они согласны пойти с нами.
– Вот и чудесно, – подытожил Уоллес. На душе разом сделалось легче: быть может, жизни его еще не конец. – Я к этой женщине заглядывал только вчера. Кукурузу она еще убирает, но большая часть урожая уже собрана и ждет в хлеву. Хорошо бы нам встретиться у Мельничьего моста завтра, как только стемнеет. Сможете?
– Да. Там и увидимся, – кивнул Иисус.
Абита с трудом взвалила на запряженную мулом повозку еще один полный мешок кукурузы.
– Все, Сид. Думаю, на сегодня хватит.
Конечно, около полудюжины рядов остались неубранными, а до сумерек было еще далеко, однако куда теперь торопиться? До октября целая неделя, спешить некуда, надрываться совсем ни к чему. Чтобы сполна расплатиться с Уоллесом, урожая достаточно, даже с лихвой.