Косиног. История о колдовстве

«Из-под Глазго слепая девица,
Молочка возжелавши напиться,
То подоит быка,
То смычок батрака
Так сотрет, что играть не годится».

Сдерживая разбирающий ее смех, Абита прикрыла ладонью рот, но на лице Самсона отразилось лишь недоумение.

– Хорошо. Допустим, к изящной поэзии ты глух. Быть может, хоть песня тебя немного развеселит? Знаю я одну, очень даже забавную: сколько раз ее слышала, а все смешно.

Откашлявшись, Абита замычала себе под нос, нащупала мелодию и запела:

– Погожим утром мая пятнадцатого дня
Пошел я в лес зеленый. Есть пули у меня,
И порох, и ружьишко надежное вполне.
Не попадется ль славный зайчишка черный мне?

Иду. Гляжу, девица! Как роза, ротик ал,

Лицо белее лилий, и так я ей сказал:
– Красавица, ответь-ка, быть может, знаешь ты,
В какие черный зайчик, прелестный черный зайчик,
пушистый черный зайчик мог спрятаться кусты?

– Нет, – говорит девица, – увы, не знаю я,

В какие он, проныра, мог ускакать края,
Но от людей слыхала не дале, как вчера,
Что под моим передником есть у него нора.

Коль хочешь, я готова в охоте пособить.

Из норки плута выгнать, иль в норке пристрелить
Вдвоем куда как проще. Я знаю наперед:
Теперь-то черный зайчик, прелестный черный зайчик,
пушистый черный зайчик от нас не удерет!

Легла девица навзничь, раскинулась вольно,

Я ж вынул верный шомпол и пули заодно.
Готово все к охоте. – Ну, – говорю я ей,
Раздвинь пошире ножки: прицел возьму верней.

Не сдержавшись, Абита фыркнула.

Поют над нами птицы, судачат, говорят:
– Девица-то, девица не из капризных, брат!
И правда: вся трепещет, порозовев лицом…
– Довольна ль, – говорю ей, – моим ты ружьецом?

Тут Абита в голос расхохоталась и искоса глянула на Самсона. Казалось, Самсон не на шутку озадачен, однако заинтригован.

– Да, – говорит девица, – да только, вот беда,
Охотники нечасто являются сюда.
Коль не иссякли пули, и порох не подмок,
Не прочь ли ты на зайца сходить еще разок?

Закончить песню, то и дело фыркая от смеха, оказалось не так-то легко. Самсон тоже улыбался от всей души, но, скорее, Абите, чем песне.

– Увы, – ей отвечаю, – истрачен порох мой,
И пули на исходе. Пойду-ка я домой,
А поутру, пополнив охотничий припас,
Вернусь, и черный зайчик, прелестный черный зайчик,
пушистый черный зайчик не улизнет от нас!

Изнемогая от хохота, Абита поняла: дело не только в скабрезной песне. В кои-то веки ей представился случай, как говорится, «распустить волосы», снова дать волю вульгарной страсти к площадному веселью хоть перед кем-нибудь, пусть даже перед самим Дьяволом.

– Абита, пожалуйста, не умолкай. Я бы еще послушал.

– Но я больше куплетов не знаю.

– Слова… слова не важны. Главное – твой голос.

Абита смущенно улыбнулась.

– Тебе нравится мой голос?

– Еще как. Ты себе даже представить не можешь.

Абита продолжила песню без слов, и вскоре ее напев подхватило множество других голосов. Птицы, лягушки, сверчки – все живое вокруг запело с ней вместе. Их хор проник в самую душу, на сердце стало легко и свободно, захотелось сорваться с места, бежать, бежать, куда глаза глядят, да так и остаться в лесу, среди диких зверей.

Самсон улыбнулся шире, в серебристых глазах его заплясали искорки.

Поднявшись, Абита повела плечами, неспешно, плавно закружилась на месте в такт пению, и тут к общему хору присоединился еще один голос. Звучал он из-под земли, совсем негромко, так что Абита, скорее, почувствовала его, чем услышала.