– Фамильяр? – переспросил Уоллес. – А что это?
– Нечистый дух, пособляющий ведьмам… бес или демон, посланный Сатаной ей в помощники. Этим и облик увечный вполне можно объяснить.
Рыжий кот, подойдя к Абите, уселся с ней рядом, тронул лапой соломинку, торчащую из венка.
– Глядите, глядите, – оживился Ансель. – Видали? Эта тварь… помогает ей!
– Вижу, – побледнев от ужаса, подтвердил Исаак.
– Ансель, как по-твоему, – спросил Уоллес, – венка этого хватит, чтоб судью убедить?
Ансель задумался.
– Вполне возможно, – рассудил он. – Судья Уотсон разбирал добрых полдюжины дел касательно ведовства, включая то самое, с вдовой Мьюфорд, и все сатанинские хитрости знает наперечет. Я бы не сомневался: кто-кто, а он вмиг разберется, что это за штуковина.
– Значит, его нужно забрать, как только возможность представится.
Вскоре Абита положила венок на крыльцо и вернулась к работе.
– Вы оставайтесь здесь, – велел Уоллес и двинулся вниз.
Шел он в обход, по задам, прячась от Абиты за домом. Десятой дорогой обогнув ульи, прокрался он вдоль стены дома и выглянул из-за угла. Абита, как ни в чем не бывало, трудилась у хлева, прибивая на место очередную доску, а к Уоллесу стояла спиной.
Свернув за угол, Уоллес поспешил к крыльцу.
Едва завидев его, кот Абиты вскочил, зло зашипел, выгнул спину дугой, уставился на Уоллеса единственным глазом.
Уоллес в испуге отпрянул назад, и тут разглядел сплетенный Абитой венок во всех подробностях. Среди обычных цветов с колосками виднелись и косточки, и засушенные жуки, а главное, пряди волос – рыжих волос, ее собственных!
«Против этакой чертовщины уж точно никто не поспорит», – подумал он, немалым усилием воли заставив себя шагнуть вперед, и схватил сатанинскую мерзость.
– Ты что это делаешь?
Обернувшись, Уоллес едва не выронил из рук трофей.
Невесть как оказавшаяся всего в нескольких шагах позади, Абита, сжимая в руке молоток, сверлила его гневным взглядом.
Уоллес победно вскинул кверху венок.
– Вот и конец тебе, ведьма!
– Вор, – процедила Абита. – Лжец, поджигатель, погромщик, мошенник и, мало этого, вор! Папаша был бы тобой просто горд.
С этим она плюнула Уоллесу под ноги.
Уоллес побагровел. В груди огнем вспыхнула ярость. Нет, дело было не только в словах, не только в тоне: сильнее всего его уязвила усмешка – презрительная усмешка на ее губах.
Охваченный яростью, он шагнул к Абите с поднятым кулаком.
В ответ Абита угрожающе подняла молоток.
– Вон! – закричала она во весь голос. – Вон отсюда, живо!!!
Ни следа страха – ни в голосе, ни на лице… эта-то капля, эта обида и переполнила чашу терпения.
Швырнув венок под ноги, Уоллес бросился на нее.
Абита взмахнула молотком, но он оказался проворнее, что было сил ударил ее в грудь, выбил из рук молоток, и мерзкая баба рухнула в пыль.
С трудом встав на колени, она закашлялась, заперхала, не в силах перевести дух.
– Ведьма!!! – вскричал Уоллес, ухватив ее за волосы.
Весу в ней оказалось, что в перышке. Отброшенная к изгороди, точно тряпичная кукла, Абита с лету ударилась об один из опорных столбов, сползла на землю и замерла.
– Довольно я терпел твои выходки!!! – крикнул Уоллес.
Абита подняла взгляд, и на сей раз он увидел в ее глазах то самое, что так хотел, что жаждал увидеть – испуг.
«О да, теперь-то ей страшно – ужас, как страшно!»
Упиваясь страхом Абиты, Уоллес захохотал.
Абита заворочалась, пытаясь отползти прочь, но Уоллес поймал ее за лодыжку, раскрутил и снова швырнул о столб изгороди. Из горла Абиты вырвался жалобный крик.
Отсмеявшись, Уоллес вновь потянулся к ней, но подоспевший Исаак заслонил ее, схватил Уоллеса за плечо.
– Хватит, отец, убьешь ведь! Остановись!
Примчавшийся следом за Исааком, Ансель поднял с земли венок, держа его на отлете, словно самую ядовитую из змей.
– Боже правый, воистину дьявольщина!
Уоллес стряхнул с плеча руку мальчишки и оттолкнул Исаака с дороги.
– Господь помог нам изобличить ведьму! Наш долг – быть мечом Господа, разить Сатану, где бы его ни встретили! Доказательств достаточно! Покончим с нею немедля!
Подняв с земли молоток, он двинулся на Абиту, но тут услышал… нет, не услышал, почувствовал странный певучий гул. Не понимая, откуда доносится этот звук, он озадаченно заморгал и с изумлением обнаружил, что гул рождается в его собственной голове.
Гул нарастал.
Выронив молоток, Уоллес зажал уши ладонями: переполнивший череп, гул ноющей болью отдался в зубах, завибрировал во всем теле.
Тем временем Абита, не мигая, глядела на него – глаза полыхают огнем, руки опущены, пальцы глубоко впились в траву. Сомнений не оставалось: это она, она… это ее напев!
Вдруг что-то легонько, будто пальцем ткнули, стукнулось о затылок, чуть ниже волос, а в следующий миг шею пронзила жгучая боль.
– Ай! – взвыл Уоллес, хлопнув себя по загривку.
Пчела…
Вторая пчела ужалила в щеку. На смену двум первым пчелам явились еще две, и еще три, и еще целая дюжина. Слетаясь к Уоллесу со всех сторон, пчелы жалили лицо и руки, пробирались и под рубаху, и в штаны – куда только возможно.