Себруки вздрогнула, словно просыпаясь. Бездумная маска слетела с лица, и девочка выронила арбалет. Тишина услышала щелчок спускового механизма. Болт просвистел в дюйме от щеки и разбил окно позади.
Тени! Неужели болт задел ее? Неужели Себруки пролила кровь? Женщина коснулась щеки дрожащей рукой, но, к счастью, не почувствовала влаги. Болт прошел мимо.
Через миг Себруки уже рыдала в ее объятиях. Тишина опустилась на колени и прижала ребенка к себе.
– Тихо, милая. Все хорошо. Все хорошо.
– Я все слышала, – прошептала Себруки. – Мама даже не вскрикнула, ведь она знала, что я прячусь. Она была сильная, тетя Тишина. И мне нужно было оставаться сильной, даже когда пролилась кровь. У меня все волосы в ней вымокли. Я все слышала.
Слушая шепот девочки, Тишина закрыла глаза и крепче прижала ее к себе. Только она тогда решилась заглянуть в сожженную дотла усадьбу. Отец Себруки время от времени останавливался в пристанище Тишины. Хороший человек. Во всяком случае, на фоне тех, кто остался, когда Зло захватило родные земли.
На еще дымящемся пепелище Тишина нашла дюжину трупов. Честертон и его банда прикончили всю семью, до единого человека, даже детей. Выжила только самая младшая дочь, Себруки, которую спрятали в крошечном тайнике под половицами в спальне дома.
Она лежала там в крови матери, не проронив ни звука, даже когда Тишина ее нашла. Она заметила девочку только потому, что Честерстон проявил осторожность и перед убийством рассыпал по границам комнаты серебряную пыль, чтобы защитить себя от теней. Тишина пыталась собрать остатки пыли, забившейся между половицами, и неожиданно обнаружила, что через щель на нее кто-то смотрит.
За последний год Честертон спалил тринадцать усадеб. Погибло более пятидесяти человек. И только Себруки сумела ускользнуть из его рук.
Девочка тряслась, захлебываясь рыданиями.
– Зачем… Зачем?
– Я не знаю зачем. Прости.
А что еще она могла сказать? Отделаться какой-нибудь банальностью или утешить тем, что Запредельный Бог все видит? Они живут в Лесах. Банальности выжить не помогут.
Тишина обнимала девочку, пока рыдания не затихли. На кухню вошла Вильям-Энн и застыла рядом с кухонным столом, все еще держа поднос с пустыми кружками и переводя взгляд с арбалета на полу на разбитое окно.
– Ты убьешь его? – прошептала Себруки. – Ты его накажешь?
– Правосудие погибло вместе с родиной, – ответила Тишина. – Но да, я убью его. Обещаю, дитя.
Вильям-Энн неуверенно приблизилась, взяла арбалет, повертела в руках и показала матери сломанное древко. Тишина выдохнула. Нельзя было прятать оружие там, где до него могла добраться Себруки.
– Позаботься о гостях, Вильям-Энн, – велела женщина. – Я отведу Себруки наверх.
Дочь кивнула и взглядом указала на разбитое окно.
– Кровь не пролилась. Нам ничего не грозит. Хотя, если найдешь время, поищи болт. На нем серебряный наконечник. Не те времена, чтобы транжирить серебро впустую.
Вильям-Энн убрала арбалет в кладовку, пока Тишина осторожно усаживала Себруки на кухонный табурет. Девочка крепко вцепилась в нее, отказываясь отпускать. Пришлось уступить и подержать ее в объятиях.
Вильям-Энн сделала несколько глубоких вдохов, словно пыталась успокоиться, после чего вышла в общий зал, чтобы разнести выпивку.
Со временем Себруки отпустила Тишину, и та смешала ей настойку. Она отнесла девочку по лестнице на чердак над общим залом, где стояли три койки. Доб спал в конюшне, а гости – в обставленных комнатах на втором этаже.
– Ты собираешься дать мне снотворного? – спросила Себруки, рассматривая покрасневшими глазами чашку в руках Тишины.
– Утром мир покажется тебе светлее, – ответила женщина.
«И я не хочу рисковать на случай, если ты решишь тайком последовать за мной».
Девочка неохотно взяла настойку, но все же выпила ее.
– Прости. За арбалет.
– Я придумаю, как тебе отработать стоимость починки.
Казалось, угроза успокоила Себруки. Не зря девочка была из поселенцев, рожденных в Лесах.
– Ты раньше пела мне перед сном, – пробормотала Себруки, закрывая глаза и откидываясь на подушку. – Когда только привела меня сюда. После… После…
Она сглотнула ком в горле.
– Я не знала, слышишь ты меня или нет.
Тишина вообще не была уверена, что в то время девочка замечала что-то вокруг себя.
– Я слышала.
Тишина присела на табурет рядом с койкой. Петь не хотелось, поэтому она тихонько затянула себе под нос мелодию. Эту колыбельную она пела Вильям-Энн в трудное время сразу после ее рождения.
Но вскоре вспомнились и слова:
Она держала Себруки за руку, пока девочка не заснула. Окно у кровати выходило во внутренний двор, и Тишина прекрасно видела, как Доб выводит лошадей Честертона. Пятеро мужчин в щегольской одежде торговцев шумно спустились с крыльца и забрались в седла.
Цепочка всадников выехала на дорогу; затем их поглотил Лес.
Через час после наступления темноты Тишина при свете очага собирала походный мешок.