Старик не торопился отвечать.
— Не стоит притворяться, что я не знаю, кто ты.
— А? Вы все-таки не знаете.
— Ты знаешь, что я изучал тебя все это время, пока ты жил на теле обезьяны. Я знаю многое такое, что дает мне преимущество над тобой. Первое — я могу тебя убить. Второе — я могу причинить тебе боль. Я знаю, что тебе не нравится электрический ток и ты не можешь выдержать нагрев, какой может выдержать человек. Третье — без своего «хозяина» ты беспомощен. Я могу тебя запросто снять и ты должен будешь скоро погибнуть. Четвертое — у тебя нет никаких других способностей, кроме тех, которые ты заимствуешь у своего «хозяина» — но он сейчас беспомощен. Попробуй-ка путы. Тебе ничего не остается, кроме сотрудничества. Или — смерть. Выбирай.
Я уже попробовал путы и обнаружил, как и ожидал, что избавиться от них невозможно. Это меня, однако, не сильно беспокоило. Наоборот, появилось какое-то облегчение, я был рад снова слиться со своим повелителем, ощущая легкость свободы от забот и тревог. Мое дело — служить, будущее само о себе позаботится, все утрясется само собой. Одна из застежек на лодыжке, казалось, была послабее других. Возможно, я мог вытащить из нее ногу. Но ремни на руках? Возможно, если бы я полностью расслабился…
Тотчас же пришло распоряжение — или я принял самостоятельное решение? Хотя, если вдуматься, сейчас эти слова означали одно и то же. Я не испытывал конфликта между своим «я» и повелителем. Мы были единым целым. И как бы это не называть — получением распоряжения или принятием решения, но я знал, что сейчас не время рисковать, чтобы спастись бегством. Я пробежал взглядом по комнате, пытаясь выяснить, кто из этих людишек вооружен. Как мне показалось, лучемет был только у Старика. Это повышало мои шансы.
Где-то очень глубоко я испытывал некоторую вину и отчаяние, которые знакомы только слугам повелителей, но я был слишком занят, чтобы испытывать по этому поводу особенно большое беспокойство.
— Ну! — настаивал Старик. — Ты будешь отвечать на вопросы или мне придется наказать тебя?
— Какие вопросы? — спросил я. — До сих пор вы пока что несете какой-то бред.
Старик обратился к одному из лаборантов.
— Дайте мне электрод.
Я не понимал, о чем идет речь, весь занятый своими путами. Если бы мне удалось заставить его поместить свой лучемет в пределах досягаемости при условии, что я мог бы высвободить хотя бы одну руку, то тогда бы я пожалуй…
Он провел прутком где-то у меня за спиной. Я тут же ощутил пронизывающую боль. Все потемнело передо мной, как будто в комнате выключили свет. Мне показалось, что я рассыпаюсь на мелкие-мелкие части. На какое-то мгновение я остался без своего повелителя.
Затем боль улеглась, оставив о себе смутную память. Прежде чем я смог собраться с мыслями, ощущение расколотости исчезло и я вновь почувствовал себя в безопасности, находясь во власти повелителя. Но в первый и единственный раз за всю мою ему службу, я не испытал себя свободным от тревог. Какая-то часть его дикого страха и боли передалась мне.
— Ну? — спросил Старик. — Как тебе это понравилось?
Паника улеглась. Я снова был абсолютно хладнокровен и внимателен. Боль, которую я начал испытывать в кистях и лодыжках, перестала мне досаждать.
— Зачем вы это сделали? — спросил я. — Конечно, вы можете мучить меня, но только зачем?
— Отвечайте на мои вопросы.
— Задавайте.
— Кто ты?
Ответ пришел не сразу. Старик потянулся было к электроду, но тут я услышал свой голос:
— Мы — люди.
— Какие люди?
— Единственные. Мы давно изучаем вас и хорошо вас знаем. Мы… — неожиданно я замолчал.
— Говори, говори, — угрюмо произнес Старик и сделал жест в сторону электрода.
— Мы пришли, — продолжал я, — чтобы дать вам…
— Что дать нам?
Я хотел сказать, но испытывал затруднения в выборе слов. Электрод был в ужасающей близости.
— Чтобы дать вам… покой! — наконец выпалил я.
Старик фыркнул.
— Да, покой, — продолжал я, и удовлетворение радости подчинения. — Я снова замолчал в нерешительности. Подчинение было неверным словом. Я испытывал такие же мучения, как если бы говорил на иностранном языке.
— Радость, — повторил я, — радость нирваны!
Это было как раз нужное слово. Я испытывал то ощущение, какое испытывает собака, когда ее гладят за то, что она принесла палку. Я прямо-таки корчился от удовольствия.
— Значит, вот как, — скривился Старик. — Вы обещаете человечеству, что если мы подчинимся, вы возьмете на себя все заботы о нас и сделаете нас самыми счастливыми на свете. Верно?
— Точно!
Старик задумчиво поглядел на мои плечи, затем сплюнул на пол.
— Вы знаете меня, — медленно произнес он, — и нашу породу. Нам часто такое предлагали. И из этого ничего не выходило.
— Попробуйте сами, — предложил я. — Это может быть сделано быстро и тогда вы узнаете, что такое истинная радость жизни.
На этот раз он взглянул мне в лицо.