В земных делах Игрец теперь ориентировался сносно, не хуже того же Сэмми. Времени даром не тратил, копался в сети - осторожно, чтоб не дразнить спящего монстра и у начальства не вызвать подозрений. Не столько даже для пользы дела старался, сколько чтобы держать себя в форме, побороть тягу к расширителю сознания и не дать телу сверх всякой меры наливаться спиртным. Такие дела на Земле творились, что спиться недолго. Ломку, постигшую человечество после аварии глобальной инфосети, бозоиды излечили ушными манипуляторами в считанные дни. Игрец не смог установить, откуда пришла шариковая зараза, слишком быстро она прыгала с континента на континент. Ясно, что легче всего сдались суперурбаны, все эти евразийские и американские мегабашни, но и африканские и австралийские посёлки натурофилов пандемия не обошла стороной - всюду будто бы одни чохом возникли торгоматы, набитые драже ртутного цвета.
- Как прыщи у молокососа какого-нибудь вскочили, по всей юной роже, - жаловался Сэм. - От большого желания. Кому умному, может, и пришло в голову сразу, чем этот цирк кончится, а я не понял. Думал: ну мало ли на что мода бывает, в прошлом году вон все с ума сходили от контактных линз с реал-демонами и от какой-то ещё подкожной дряни, в этом году - шарики. Недошевелил я мозгами вовремя. А теперь что? Не только мозгами, жопой шевелить поздно, когда все поголовно в уши трахнуты.
- Так уж и все, - рассеянно проговорил Игрец, косясь на волосатого заморенного парня, очевидного луддита, клевавшего носом в недопитую кружку.
- Ну не все, так будут все. Разве что в заповедниках останутся.
- В заповедниках?
- Ну да. И в этих ещё... В заказниках. Ты что, про заповедники ничего не слыхал? Фронтир-сортир ты, деревня терранская, тундра неогороженная, - буркнул бармен и стал рассказывать про заповедники.
Оказалось, век тому назад, когда прошла мода на космопроходцев, изголодавшееся по тихому бытию человечество вместо звёзд глянуло под ноги и обнаружило пустоту. Безликие башни, синтокомбинаты, а между ними - пустоши. Посёлки натурофилов не в счёт, всякому ясно, какое отношение они имеют к природе.
- Такое же, как этот бифштекс к быку, - сказал бармен, вытянув тарелку из синтезатора.
Игрец принял тарелку, кивнул. Ной полжизни прожил как раз в таком посёлке, только не в Австралии какой-нибудь, а в Оклахоме. Оттуда и сбежал на Террану - осточертели декорации, настоящей жизни искал. Нашёл пьяные посиделки с туристами на 'Ковчеге'. Впрочем, и братию бритых счастливчиков нашёл тоже. Амбала Быстрицкого, хитроумного Ёсю. Ксению нашёл, заделал ей сына Эммануила. Эми. Жить бы и жить. И что? Только вошёл во вкус, только распробовал... Вот тебе, Ной, тарелка, жри бифштекс с пылу с жару, прямо из синтезатора. Игрец без энтузиазма ковырнул синтетическое мясо вилкой, слушая про заповедники.
- Реконструкторы, - говорил Сэм, - это тебе не натурофилы какие-нибудь, взялись грамотно. Перевернули гору литературы и всяких там книг, реалов насмотрелись древних, поездили по ушам парочке толстосумов, взяли за сиськи какой-то госфонд, и вот тебе, пожалуйста - заповедник. Всё в нём не как у меня в баре - бутафорское, а как раньше. Живности даже туда напустили от коров до кузнечиков. Кого по геному восстановили, кого вытащили из нор и канализационных коллекторов, где он последние сто лет мыкался. Ласточек в сквере космопорта видел?
- Стрижей.
- Один хрен. Всё равно ведь генная реконструкция. Да, так вот, заповедник, значит. Один такой сделали, а потом пошло-поехало. Мода.
- И как теперь?
- Да что теперь-то, когда эти шарики, - Сэм приуныл, махнул рукой.
- Думаешь, не устоят заповедники?
- Не знаю. Но вот что я решил: когда станет мне тут совсем невмоготу, продам бар за сколько дадут и туда подамся. В тот самый заповедник, который первым сделали. Чего-то он в память запал. По названию, что ли? Одесса.
- Как? - переспросил Игрец.
Одесса, эхом отдалось в памяти. Эдик Быстрицкий Ною говорил: Одесса-мама. Вторая семья у капитана предположительно там. Но не только это, было что-то ещё. Одес-с-с... Шипит пар. А-а-а! Параходный гудок. До животиков. В ушах оглохших пароходов горели серьги якорей. А-а-а! До оргазма. Как будто лили любовь и похоть медью труб. Лилибрик... Лилилюблюблюб... Нет, не помню.
- Одесса, - повторил Сэм. - Туда и подамся, если станет невмоготу. Чего сник, пропойца? Не переживай, пока есть ты и такие, как ты... Бар работает до последнего посетителя.