– Я… – голос у него хриплый. Ещё одно прикосновение губ, долгое, прямо к яремной вене, потом Кельвин прижимается щекой к месту поцелуя. Ему приходится горбиться. – Паша… я не хочу насилия. Прикасаться к тебе… всё это время держаться, не позволять ничего лишнего. Мечтать о твоих губах…
Tvoju mat’
Вжаться бы в стену, да дальше вжиматься некуда – она уже больно давит на позвоночник. А руки астрофизика осторожно скользят под форменку Чехова, к коже, а с прикосновением к ней у Кельвина вырывается взволнованный вздох.
У него горячие пальцы.
– Отпусти… – Уже без надежды на результат. Жест отчаяния.
А физик качает головой – его волосы щекочут подбородок.
– Я отпущу тебя, – говорит хрипло и горько, – а ты… снова к своему злобному алкашу-доктору. Нет, Паша. Я с ума схожу. Просто зная, что ты идёшь к нему в кровать, а наутро у тебя будут осоловевшие глаза, потемневшие губы…
Пальцы. Они пробираются выше – Чехов чувствует их на боках, потом у нижних рёбер. Его прижимают так плотно, что даже коленом по яйцам не ударишь, ноги стиснуты.
Давление стены на позвоночник слабнет – это Кельвин прижал Пашу к себе, прижался губами к скуле. К щеке. К уголку губ.
Триббл уютно урчит на коленке. МакКой на запись почти не смотрит. Его грызёт мысль, что все подозрения ошибочны. Без интереса прослушивает беседу о математическом вычислении человека, соглашается с тем, что Пашка – романтик, почёсывает зверуху.
На тихой фразе «нам хорошо друг с другом, Павел», пальцы вцепляются в мягкую шерсть.
МакКой, машинально придерживая триббла, наклоняется в кресле.
С минуту охреневает от происходящего. Вот теперь точно – ошибся.
На моменте, когда Шкаф прижимает Пашку к стене, срывается с места. Стакан с недопитым пивом опрокидывается на пол, и МакКой выбегает из каюты. Мысли в панике мечутся только первые две секунды, потом выстраиваются в логический порядок.
В лифт, потом – в третью лабораторию, на столе поблёскивают образцы новых лекарств; полминуты – найти среди двух десятков контейнеров гипо с испытательным вариантом транквилизатора – и вперёд, к нужной двери. Пальцы плохо слушаются, Боунс забивает офицерский код доступа (где-то хоть пригодилось, хвала не пойми чему, любую дверь открыть можно) и влетает в едва разъехавшиеся створки.
В лаборатории темно.
– А ну отпустил его, живо, – как со стороны слышит свой откуда-то спокойный голос, хотя изнутри накрывает такой злобой, что в глазах темнеет. Рука сама швыряет в голову Шкафу… нет, не гипо.
Забытого триббла. Как вцепился в его «загривок», так с собой и притащил.
Триббл врезается точно в цель, Кельвин начинает оборачиваться, разжав хватку на Пашке, МакКой подскакивает к амбалу и втыкает ему в шею транквилизатор. Две секунды – и тело падает на пол. Триббл, отлетевший к стене, попискивает.
– Вот и провели испытание образца на сутки раньше, – констатирует тяжело дышащий МакКой, с яростным удовлетворением глядя на тело. Вряд ли копыта откинет, в транквилизаторе теоретически нет опасных соединений. А ему бы сейчас в обход всех врачебных клятв и постулатов этого хотелось. Встряхнувшись, МакКой кидается к Чехову. Он уже по стене сполз. Боунс торопливо опускается рядом на колени, берёт его за плечи, легонько встряхивает.
– Пашка, ты как? На меня посмотри.
Чехов медленно переводит на него взгляд – светлые глаза, чуть расширенные, смотрят будто сквозь. Руками себя обхватил.
– Боунс, – тихо говорит, – он… он меня…
– Что? – Обхватить ладонями его лицо, вглядеться в глаза. Мелькает догадка о шоке, но нет, Пашка же сильный, не мог он настолько испугаться. – Больно сделал? Ушиб? Перелом? Не молчи!
– И… изнасиловать хотел. – После того, как Чехов моргает, к его взгляду возвращается осмысленность. Вот теперь – испуганный и охреневший. – Руками… уже…
– Хвала космосу… – выдыхает МакКой и крепко прижимает его к себе. Обхватывает, слегка дрожащего. В голове мысли – согреть-одеяло-успокоительное-сон. – Не успел, скотина.
Боунс на секунду утыкается носом в разлохмаченные кудри.
– Нормально всё уже, Пашка. Хорошо всё. Идти сможешь, или мне дежурную смену вызвать?
– На руках они меня понесут, что ли? – Огрызается вяло, но огрызается. Хорошо. – Дойду. Это… посижу только. Ноги дрожат.
– Ага, а я пока… – МаКой отстраняется, стягивает с себя форменку и накидывает её Пашке на плечи, хоть какое-то тепло, – охрану вызову. Пускай нашего болезного под присмотр возьмут.
Убедившись, что паниковать Пашка не будет, Боунс идёт к интеркому. По пути поднимает попискивающего триббла. Не пострадал, ни капли.
Вот уж точно, Счастливчик.
Кирк целует Спока, уже устроился меж его разведённых ног, трётся эрегированным членом о его, зеленоватый. Кирк ведёт ладонями по слегка вздымающимся бокам вулканца, сильно вжимая, до темнеющих следов.
Кирк жадно вдыхает его запах. В голове шумит, жарко (ну хоть на время секса можно сбросить клятое одеяло), и в паху сладко сжимается горячий ноющий ком…
Когда пищит…
Блядская дверь.
– Прошу тебя, – хрипло в губы Спока, сквозь поцелуй. – Не надо говорить... что я должен открыть. Я свихнусь...