Космос моей жизни

Представьте себе человечество единым существом, как один из нас, и сделайте сравнение; сходство выйдет поразительное: ваши люди – это разные клеточки одного нашего тела; ваши инстинкты, ваша любовь и, пожалуй, разум – это регуляторы, поддерживающие существование целого и не дающие ему состариться и умереть; если взять для сравнения весь ваш органический мир, с атмосферой и почвой, сходство выйдет еще поразительней: разве вы не живете одним и тем же количеством вещества, принадлежащим вашей планете, как и каждое из наших тел? Разве вас не питает, в конце концов, солнце, как и нас? Разве извне, из другого мира (с другой планеты, что ли), поставляется этому великому (хотя и жалкому) органическому телу вода и пища? Может быть, вам даются слуги, деньги, особый воздух?.. Ничего не дается, и все-таки всего хватает и не может не хватить, пока светит Солнце и пока размер «великого тела» не возрастет излишне насчет неорганической материи. И эти регуляторы, препятствующие чрезмерному возрастанию его, вы легко себе вообразите… [В самом деле, разве человек не господин своего потомства, разве не от его благоразумия или глупости зависит умножение поколений? Разве не от мудрой воздержанности зависит и ограничение излишества их?]

– Наше тело, – говорили туземцы, – изображает в малом виде органическую жизнь Земли. [Но жизнь эта может ослабнуть, выродиться и даже исчезнуть, как исчезают слабые народности. То же, хотя и редко, случается и с нашими телами, но такого рода несчастия уже зависят, главным образом, от нас самих.] Так и вы – люди – будете счастливы, и поколения ваши не вымрут при благоразумии с вашей стороны.

– Это верно, человечество не умирает и живет, как одно из ваших удивительных существ, – оно бессмертно, – заметил я. – Но вы покажите мне пример индивидуальной неопределенности жизни на Земле.

«– Наше тело, – говорили туземцы, – изображает в малом виде органическую жизнь Земли…»

– Могу, могу, – перебил один из моих собеседников. – У вас есть инфузории; жизнь каждой из них состоит в том, что она отделяет от себя подобных ей – одну за другой, вследствие чего (положим, не от этого, но подробности заведут далеко) слабеет, вырождается, уменьшается и через несколько сотен рождений мельчает до того, что становится неузнаваемой; она умирает! Но вот к этой умирающей приближается другая, подходящая особь, сливается с ней в одно целое… и после этого о чудо! – молодеет, воскресает, начинает быстро расти, достигает нормального роста, снова размножается и т. д.

– Да, да! Что-то такое я читал, но вы, видно, это лучше нас знаете. [Итак, несмотря на все вами изложенное, смерть все-таки иногда настигает и ваши тела. Например, удар аэролита по вашему телу легко может причинить ему смерть, кроме внутренней ее причины. Также разные нечаянные механические повреждения, неизбежные ни в каком мире, могут сделать то же.

– Что же тогда с вами делается? – спросил я.

– Наши души также бессмертны, как и ваши, но только мы в этом более уверены, потому что более постигаем. Когда же наше тело самозаражается (как заразилась ваша Земля разными бациллами), или когда его серьезно портит какая-нибудь случайность, то мы нисколько не сокрушаемся, – во-первых потому, что процесс нашего телесного умирания совершенно подобен засыпанию (безболезнен), во-вторых, потому, что наши братья немедленно воплощают нашу душу… (тут последовали такие пояснения, которые я недостаточно усвоил и потому их опускаю). Воплощение это есть рождение. Но так как смерть явление исключительное, то настолько же исключительно (редко) и рождение.]

– А много вас? – полюбопытствовал я.