Твой стих звенящий – Божья Благодать!
Этот стих возник у Свирели в 1998 году. Я тогда приблизилась к теме пребывания
Пушкина в Михайловском, его родовом имении. Были перечитаны книги о «Приюте, сияньем муз
одетом».
Но время требует нового, свежего восприятия строк об этом периоде жизни Поэта,
излившихся в простор печатных изданий. И новое прикосновение к этой теме дорогого стоит!
Во-первых, я ещё раз прочувствовала, что Семён Степанович Гейченко, усилиями
которого был сохранён и воссоздан Пушкинский заповедник, – это эталон совести, избранный
Россией во исполнение высочайшего долга перед человечеством.
Во-вторых, ещё раз убедилась, что Семён Степанович был совершенно родным
Человеком по мыслям и чувствам, по восприятию Природы самому Пушкину.
И вся его деятельность в Михайловском – величайший, самозабвенный труд на уровне
сердца, радеющего за культуру Отечества. Недаром хранитель Пушкинского музея под Небом
знал, что если на окраине Михайловского окликнуть Поэта, Он тотчас отзовётся: «Иду-у-у-у-у!»
283
Дух Пушкина, по убеждению Гейченко, и сейчас живёт в этих пенатах. Вибрациями Его
стихов пропитаны здесь травы и тропинки, деревья и поляны, волны реки Сороть, ручейки и
даже Небо. И стоило мне ещё раз прикоснуться к теме Пушкиногорья, как Поэт Сам заговорил со
Свирелью.
Я был француз – бесспорно– в родословной
Духовной. Был я Господом рождён.
Король манер – и явно и условно,
Король строки, живой и полнокровной,
От всех условностей освобождён.
Как прадед мой арап, я жил в Париже
И видел сад на месте Тюильри.
Я так скажу: Мне то родней и ближе,
Что я своим духовным зреньем вижу.
Я как француз люблю и ненавижу,
И как звезде себе велю: «Гори!»
Да, я француз и негр, креол и русский.
Я был вождём Антильских островов.
Я предок Ра, потомок Заратустра,
Слагавший песни письменно и устно,
Хранящий Душу и менявший свой Покров.
Я жил в веках, вбирал в себя сирокко,
Зюйд-вест, норд-вест, и штормы, и пургу.
Во мне живёт недремлющее ОКО
Владыки Запада и мудрецов Востока,
Но в сердце я Россию берегу.
Во мне бушует пламенем Парижа
Листва осенняя – каштановый разлив.
Но для Души всего родней и ближе
Склонившаяся всех деревьев ниже
Берёзка русских терпеливых нив.
Я замок вечности. Я стан единоборства
С разрухой, леностью, уныньем и враньём.
Во мне живут надежда и упорство
И свойственное сердцу непокорство
В сраженьях с мраком, в поединке с вороньём.
Объяв весь Мир, я растворён в эфире,
Несущем гены веры и любви.
Я жив в Петровской Северной Пальмире,
Дышу в своей безвременной квартире
И называюсь "Храмом на крови".
Я юн как прежде. Кровь во мне играет.
Я возбуждаю нежность юных дам.
И урожай как прежде собирает
На Этом Свете молодость вторая.
Но жизнь свою за честь свою отдам!
Откровение Поэта так необходимо этим полям и дубравам, которые должны постоянно
чувствовать Его присутствие!
284
Этим горел хранитель Заповедника. На этом зиждется Поэтическая строка. Этим живёт
Русь!
И каждый шаг, и каждый взгляд Поэта принадлежат и прошлому и настоящему,
воспоминанию и сегодняшнему дню.
Да, раным-рано встав, как встарь, бывало,
Отбросив лоскутное одеяло,
Что Мать-Арина сшила для тепла,
Моя Душа на зорьке распевала.
И мне того простора было мало –
От речки до любимого ствола!
Любил я бег коня ретиво-свежий,
И даль дубрав и синева безбрежий
Манили вдаль. И вновь я забывал
Кавказа высь и море предо мною.
Манила Сороть, и её фиал
Возник в Душе, как некий идеал.
Время и Его строка воздадут должное этой красе.
Но с ней и с судьбою Поэта уже неразрывно слита судьба другого, родного им Человека,
который тоже стал легендой в анналах воспоминаний России. Гейченко. Звонко и неповторимо
звучит это ИМЯ. Не по крови. а по духу, прежде всего, роднимся мы не только там, где будем мы
со временем, но и на нашей грешной Земле.
Как не почувствовать родную нам Душу в том, кто так бережно относился к сохранности
каждого дерева, каждого строения, так трепетно по всему Свету собирал экспонаты Пушкинской
эпохи для музея, кто говорил: «Нет бездушных предметов, есть бездушные люди»?!
Он был выпускником Ленинградского университета, – и здесь мы с ним родня!
Факультет общественных наук, где учился Семён, родился на заре Советской власти, в 20-е годы,
и просуществовал, к сожалению, совсем недолго.
Но, несмотря на краткий срок своего существования, факультет этот дал стране когорту
деятелей, которые стали известны Отечеству своими энциклопедическими знаниями, своим
воистину высоким служением делу просвещения и культуры России. Достаточно сказать, что
среди этих имён – Дмитрий Сергеевич Лихачёв, Человек – Эпоха, известный не только как знаток
русской литературы, но и как энтузиаст сохранения древних памятников.
Выпускником факультета общественных наук, знакомцем Гейченко был и Григорий
Абрамович Бялый.
285
Имя это близко мне по времени учёбы в Ленинградском университете. Лик этого
Человека – в моём памятном университетском альбоме среди фотографий наших преподавателей
филологического факультета.
Кто из нас, ныне ещё живущих, не помнит лекции профессора, доктора филологических