Кость Войны

Гендер хрипел, закатывая глаза, бестолково всплёскивая безоружными руками. Он оседал на пол, а его плечи трещали от хватки костлявых рук, с которых лохмотьями свисала грязная одежда и гнилая плоть. Лохматая голова с огромным лбом, на котором расплылось похожее на осьминога зелёное пятно, раскачивалась над искривлённой шеей Ловца, мёртвые зубы терзали брызгающую кровью живую плоть.

«Голован, — припомнил Сет. — Кажется, этого мертвеца когда-то звали — Голован…»

Берт, увлекаемый тяжестью повисшего на нём мёртвого, рухнул на пол.

Сет с ножом в руках осторожно приблизился к двум переплетённым телам, заскользил вокруг них, ожидая удобного момента для удара, но вдруг опустил нож. И снова рассмеялся.

Положение Ловца безнадёжно. Даровать ему лёгкую смерть? Ну уж нет… Пусть подыхает в муках, пусть побьётся упрямой башкой о каменные плиты, торопя спасительное небытие…

Сет пошёл дальше, путём, которым ходил уже не раз. Очень скоро солнечные лучи ударили ему в глаза. Он поморщился и поглубже спрятал лицо в капюшон, успев, впрочем, заметить Ургольда, ожидающего у подножия широкой лестницы, ведущей к воротам дворца. Невольно Сет огляделся из-под капюшона — нет ли ещё кого из наёмников поблизости. Нет… Ургольд был один.

Что-то в последнее время совсем испортились у него отношения с воинами. Северяне — тех ещё держал в узде Ургольд, а вот руимские оборванцы окончательно распустились. Даже не пытаясь заниматься чем-либо полезным, они целыми днями шлялись по развалинам или храпели где-нибудь в тени под камнями, а ночами собирались вокруг костров и, боязливо оглядываясь на белеющий в темноте дворец, до утра вели разговоры, смысл которых неизменно сводился к одному и тому же: они, хоть люди и конченые, но всё же бога боятся, а то, что творится в здешних пределах… не человеческое это… Лучше уж в городскую тюрьму на гнилой соломе бока пролёживать, чем сюда, — с одной стороны кровожадные людоеды, а с другой — мертвецы, грызущие живым глотки… Пора рвать когти отсюда, братцы!.. Впрочем, и сам Ургольд уже дважды подходил к Сету справляться — скоро ли господин изволит двинуться в обратный путь?

— Чего тебе? — буркнул Сет, пряча и руки под одежду, чтобы раскалённое солнце не жгло белую кожу.

— Позвольте говорить, господин… — поклонился северянин.

— Говори, только поскорее. Я устал и проголодался.

— Лазутчика поймали, господин!

— Одного из диких? Не приставай ко мне с такими пустяками. Перережьте ему глотку и вышвырните прочь.

— Вовсе не дикого, господин. Бабу.

— Что? Какую ещё бабу? Одну из местных красоток? Так отдай её портовой шпане… если сам ещё не попользовался.

— То-то и оно, господин. Не из тутошних она. Одета, как городские люди в Метрополии одеваются, а уж говорит-то — получше меня. Как бы не из благородных даже… Такая… волосы — что твой огонь, на солнце аж в глазах от них рябит…

— Глупости городишь, — отрезал Сет. — Откуда здесь может быть… Постой-ка! Постой… Приведи её ко мне. Быстро.

Ургольд, снова поклонившись, скрылся между камнями, а Сет, поднявшись по лестнице, уселся на пороге дворцовых врат в тени фронтона. «Неужели?.. — думал, посмеиваясь, Сет. — Удача, кажется, начинает возвращаться ко мне. Сначала я имел честь наблюдать кончину ненавистного Ловца, а теперь мне в руки попалась его красотка… Должно быть, та самая, которая таскала на шее знак Аниса… Вот ведь куда забралась вслед за любимым…»

Ургольд вернулся скоро. С ним был ещё один северянин — ражий детина, без кольчуги, в одной только длинной пропотевшей нательной рубахе, без штанов, но подпоясанный мечом. Этот детина, на татуированной физиономии которого багровели четыре глубоких продольных ссадины, фырча и шмыгая носом, волоком волок по земле связанную девушку с растрёпанными рыжими волосами. Дотащив до ступенек, швырнул её на лестницу, как мешок, и отошёл, потирая исцарапанное лицо.

— Вот оно дело какое… — неловко усмехаясь, пояснил Ургольд, — пока я вас ждал, ребята хотели немного того… поиграться… А она, вишь… прямо как кошка.

— Чуть глаза не лишила, — пробасил пострадавший северянин.

— Поднимите, — приказал Сет.

Рыжеволосую втащили по ступеням к его ногам. Сет наклонился вперёд, откинул волосы с лица девушки и… едва успел отдёрнуть руку.

— Кусается! — констатировал детина. — Я ж говорю! Гадина! Зубы ей вышибить!

— Пошёл вон, — негромко проговорил Сет, не сводя глаз с бледного лица рыжеволосой. — И ты пошёл… Уходите…

Наёмники, удивлённо переглянувшись, ретировались.

Сет смотрел на лежащую у его ног. Пыль, покрывавшая одежду, не могла скрыть идеально точёных изгибов юной фигуры. И лицо, пусть смертельно бледное и искажённое ненавистью, показалось ему удивительно красивым. Сет смотрел на рыжеволосую, и странное, никогда раньше не веданное чувство постепенно завладевало всем его существом.

«Это даже хорошо, что она ненавидит меня, — проносились в его голове быстрые мысли, — хорошо… чем сильнее она меня ненавидит, тем лучше… Всё равно она будет моей, чего бы это ни стоило ни мне, ни ей…»