Кость Войны

Берт схватился за ногу — какая-то дрянь, на которую он наступил, нервно вышагивая по дну ямы, пропорола толстую подошву сапога и больно ужалила в ступню. Боль не была похожа на ту, какая бывает от обычного пореза. Скорее, это напоминало укус пчелы — повреждённое место горело огнём и немело одновременно. Бухнувшись в грязь, Берт поспешно стащил сапог.

В подошве обнаружилась маленькая круглая дырка, на стопе — небольшая, почти бескровная ранка, боль в которой уже начала утихать. Берт снова натянул сапог. Не похоже на след от острой кости. Да и не осталось тут костей, способных ранить…

Воткнув горящий меч рукоятью в вязкое дно ямы, Ловец осторожно принялся разгребать грязь и скоро наткнулся на нечто, напоминающее кривой клык. Смутный, почти неощутимый образ пролетел в его голове… Взявшись за клык обеими руками, он поднатужился и дёрнул. Клык, казалось, был укреплён на чём-то довольно большом… Ловец потянул снова.

Грязь в том месте, из которого торчал клык, с громким чмоканьем разверзлась. Не разжимая захвата, Ловец рухнул на спину. В грудь ему ударился облепленный грязью предмет, с первого взгляда напоминавший бычью голову. Испытав непонятный приступ гадливости, Берт отбросил этот предмет прочь и вскочил.

Необычно быстро грязь сбежала с него тонкими, похожими на перепуганных змеек, струйками — с огромного шлема, выпиленного из жуткого рогатого черепа. Покрытая тёмными шрамами давних сражений, неестественно белая среди темени этой зловонной клоаки, перед Бертом засияла Кость Войны.

— Я себе немного не так представлял момент обретения… — ошеломлённо пробормотал Ловец.

И вдруг реальность вокруг него растаяла. Он обонял сладкий запах горящего масла, почуял шёпот ночной пустыни где-то далеко, услышал тихий звон тонких золотых колец на смуглых руках безмолвно танцующей наложницы…

Анис умирал так давно, что уже сам страстно желал смерти. Раскинувшись на душном ложе под раскрытым окном, овеваемый скользящими в струе горячего воздуха шёлковыми занавесями, он лишь изредка моргал слезящимися глазами. На любое иное движение сил у него недоставало.

Звенела золотыми браслетами, кружась вокруг ложа, пятнадцатилетняя танцовщица. Сколько она уже танцует?.. Откуда привезли её придворные купцы? Продали они её когда-то или принесли в знак почтения своему царю? Как её зовут?

Мысли Аниса вяло роились вокруг девочки, на которую он не мог даже взглянуть. Боги, как невыносим этот назойливый золотой звон! Как приторно пахнет от разгорячённого девичьего тела благовонными втираниями… И отчего так противно чадят масляные светильники?

«Умирать, в конце концов, невыносимо, — в который уже раз пришла в голову Аниса тёмная мысль. — Не проще ли призвать раба и приказать ему пронзить кинжалом дряблую, жёлтую кожу на груди… Пусть стальное лезвие навсегда остановит трепыхания старого сердца… Но кто решится своей рукой заколоть царя?.. Боги, как тяжело…»

Звенящие золотые браслеты крохотными иголками кололи мозг. Слышалось прерывистое дыхание юной танцовщицы. Сколько она уже танцует? Прогнать бы её… Но нельзя даже рукой шевельнуть — такая слабость. Жизнь колышется в теле, словно стоялая, мутная вода в дырявом бурдюке. Утекает по капле, по капле и никак не хочет течь быстрее.

«Чем я прогневал вас, боги? Почему вы не даёте мне желанной смерти? Говорили старики: простятся Анису все грехи за то, что унёс он от людей вещь из Тьмы… Почему тогда такая мука?»

Умирающий старик на пышном ложе вспоминал, как последние годы терзался одной навязчивой мыслью: я дряхл, моё время закончилось. Что я видел в своей жизни? То же, что и тысячи других таких же, как я… Богатство… Но мало ли богатых людей на земле? Купец или царь — чем одно богатство отличается от другого? Власть… Она подобна морской воде: чем больше её пьёшь, тем сильнее разгорается жажда. А чем утолить эту жажду, когда в обладании твоём лишь маленькое царство, пятнышко на необъятной шири каменной пустыни, пятнышко среди множества таких же пятнышек? И вся охота к власти сводится к бесконечной грызне между равными по силе… а точнее, по слабости — царьками.

А ведь когда-то Непобедимый Орик владел княжеством ещё меньшим, чем это царство. И всего за несколько лет стал повелителем едва ли не половины мира. Он прошёл, не сгибая головы и не вкладывая меча в ножны, сотни дорог. Перед ним повергались в пыль владыки с армиями втрое большими. Одного его слова было достаточно, чтобы разрушить самые высокие крепостные стены. Ни меч, ни нож, ни стрела, ни ядовитое зелье не могли убить его. И… кто знает — если бы Кость Войны до сих пор была с ним, может быть, и старость не коснулась бы его?..

Эта последняя мысль одновременно и пугала и привлекала Аниса. Старики говорили… Да что ему до этих стариков. А вдруг воля богов была в том, что он, Анис, именно он избран для Кости? Не даром же ему и никому другому попал в руки страшный шлем…