Кости холмов. Империя серебра

На лошадь Угэдэй усаживался медленно, чувствуя, как стонут бедра. И когда он успел сделаться таким неповоротливым? Мышцы ног и поясница невероятно ослабли. Едва привстав в стременах, хан ощутил, что ноги дрожат, как лошадь, стряхивающая мух. Он заметил, что Сорхатани намеренно на него не смотрит, а вместо этого вьется вокруг сыновей. Хубилай проверял у своей лошади подпругу, а Ариг-Буга с Хулагу в присутствии хана просто молчали. Ее младших сыновей Угэдэй знал только внешне, но Сорхатани взяла за правило приводить вечерами Хубилая коротать время за разговором. Вначале Угэдэй шел на это только ради нее, но постепенно и сам полюбил беседовать с юношей. Он был сообразителен и мог без конца слушать истории о былых сражениях, особенно о тех, в которых принимал участие Чингисхан. Угэдэй поймал себя на том, что, беседуя с Хубилаем, как будто сам заново переживает славное прошлое державы, и ежедневно продумывал, о чем будет рассказывать одаренному юноше нынче вечером.

Хан украдкой попробовал еще раз приподняться в стременах, испытывая ноги, после чего оглянулся на посмеивавшуюся Дорегене. Свою лошадь он развернул к ней. Хан знал, что сильно исхудал и поблек за время, проведенное во дворце. Ныли суставы, а сам Угэдэй жаждал вина, да так, что при мысли о нем пересыхало во рту. Жене он обещал, что будет выпивать только несколько чаш в день; более того, она заставила его в этом поклясться. Он уж не стал ей говорить, какого нешуточного размера чаши сейчас обжигаются для него в печах. Слово хана подобно железу, но вино для него – одна из немногих оставшихся радостей жизни.

– Если чувствуешь, что устаешь, то лучше не упорствуй, – посоветовала Дорегене. – Командиры твои, если надо, подождут еще денек-другой. А ты должен без спешки восстановить силы.

Угэдэй улыбнулся. Неужто все жены с какого-то момента становятся для своих мужей матерями? Подумав об этом, он не удержался и поглядел на Сорхатани, все такую же тонкую и сильную, как юноша-пастух. Вот уж кто не должен мерзнуть в холодной постели. Признаться, он уже не помнил, когда наяву, а не во сне испытывал нормальную мужскую потребность. Тело казалось выжатым, увядшим и старым. Но осеннее небо было солнечно-синим, и, пожалуй, сегодня можно проехаться вдоль канала, посмотреть, как там идут работы. А то и искупаться в питающей канал реке, если хватит духу залезть в ледяную воду.

– Смотри не спали город, пока я в отлучке, – строго сказал хан.

– Не обещаю, но постараюсь, – ответила Дорегене, улыбнувшись его суровому тону.

Потянувшись, она взяла его продетую в стремя ногу так, что Угэдэй почувствовал нажатие. Говорить о своей любви к жене нет смысла; хан лишь нагнулся и притронулся к ее щеке, после чего дал шпоры лошади, которая зацокала копытами к воротам.

С ним отправились сыновья Сорхатани. Хубилай вел в поводу трех лошадей, навьюченных всяческой снедью. Угэдэй наблюдал за юношей, таким полным жизни, что даже смотреть больно. Своими воспоминаниями о смерти Толуя хан с Хубилаем не делился. К такому повествованию он еще не готов, у самого душа болела вплоть до этого холодного утра.

С полдня ушло на то, чтобы добраться до реки. После стольких месяцев, проведенных без движения, мышцы живота ныли. К тому моменту, когда настала пора спешиться, руки-ноги хана были словно налиты свинцом, а бедра сводило судорогой так, что впору закричать. А через долину уже доносилось знакомое потрескивание, и завеса дыма вдали белела, словно утренний туман. В воздухе припахивало едкой горечью, памятной Угэдэю еще с сунской границы. Удивительно, но сейчас этот щекочущий ноздри запах казался даже приятным.

Сорхатани с сыновьями разбили лагерь, установив возле берега, где посуше, небольшую юрту. На костре уже кипела вода. Пока заваривался чай, Угэдэй снова влез на лошадь. Он цокнул языком, привлекая внимание Хубилая, который тут же вскочил в седло, готовый следовать за ханом. Глаза юноши блестели, щеки румянились от волнения.

Вместе они поскакали по залитому солнцем полю туда, где к смотру подготовил свои пушки Хасар. Угэдэй уже на расстоянии заметил, как старого военачальника распирает от гордости за свои новые, невиданные прежде орудия. Он ведь тоже был на сунской границе и видел их разрушительную мощь. Угэдэй ехал не торопясь. Действительно, куда и зачем спешить. Взгляд, брошенный в бездну великой ночи, изменил его представления о будущем. Тем труднее теперь заниматься мелкими повседневными делами. Лишь присутствие Хубилая напоминало ему, что не всем это понимание доступно. От вида надраенных бронзовых орудий мальчишку буквально бросило в пот.

Угэдэй тем временем отвечал отказом на церемонные предложения своего дяди: вначале чай, затем угощение. Наконец он просто жестом указал пушкарям: начинайте.

– Тебе, мой повелитель хан, наверное, имело бы смысл спешиться и попридержать свою лошадь, – сказал Хасар.