Остено, Италия; сланцы Посидония в Германии и Оксфордские глины на юге Англии — все три места знамениты своими аккуратно сохранившимся окаменелостями — тоже особо меня не обнадежили, лишь еще больше подкрепив впечатление, что практически все эти изумительные залежи ископаемых были сформированы в морской среде, где осадочных пород в изобилии, однако рушились они на местных обитателей совершенно непредсказуемым образом. Конечно, у меня есть некоторые шансы оставить после себя хоть какие-то окаменелости на морском дне, где время от времени образуются осадочные отложения — не говоря уже про пустыни, где огромные песчаные дюны постоянно перемещаются, поймы рек, которые заваливает новыми осадочными породами, и, если поблизости найдется вулкан, спокойные озера, куда в избытке падает пепел, — однако меня интересует самый эффективный и надежный вариант из всех возможных. А к этому уже куда ближе местечко под названием Зольнхофен.
Примерно 150 миллионов лет назад, когда мои любимые бронтозавры топтались по Юте юрского периода, территория вокруг современного немецкого города Зольнхофен была частью архипелага, разбросанного по теплому морю, и длинные отмели обрамляли многочисленные лагуны. В воздухе порхали маленькие зубастые птерозавры, по мели ползали мечехвосты, а по пляжу носились мохнатые динозавры, и обо всем этом нам известно благодаря потрясающим окаменелостям в литографическом известняке, прославившим эту часть Баварии. А все случилось благодаря невезению самих животных и удачному стечению обстоятельств в воде. Штормы проносились по островам в юрском периоде точно так же, как они атакуют другие архипелаги в наши дни, и когда это происходило, ветер и волны смывали животных на дно морских лагун. Некоторые из них были уже мертвы, другим не посчастливилось стать жертвой плохой погоды, однако в любом случае их тела опускались сквозь толщу воды к ее самому нижнему, практически лишенному кислорода слою. Мы знаем об этом по отсутствию следов червей или каких-либо других признаков активности. Дно лагун было непригодным для жизни, и это оказалось как нельзя кстати для мертвых. Всем этим погибшим видам не грозило стать чьим-то обедом или ужином. Они воистину упокоились с миром, а быстро похоронившие их осадки пород настолько нежно коснулись их тел, что даже чешуйки и тончайшие протоперья островных динозавров оказались нетронутыми.
Метод захоронения из Зольнхофена кажется, пожалуй, самым верным из всех доступных. Разумеется, всегда есть риск. Быстрое погребение должно оставить невредимыми мельчайшие детали моего скелета и сохранить мои кости рядом друг с другом, не говоря уже про трудности, связанные с самим процессом окаменения. Порода должна затвердеть в нужное время, а несущая минералы вода — просочиться через ткани, чтобы оставить их отпечаток в камне. Затем эти породы должны оказаться правильным образом приподняты как можно ближе к поверхности, чтобы был хоть какой-то шанс их потом обнаружить. Столько всего может пойти не так. И тем не менее, если вы захотите оставить после себя вечный след, вы вряд ли придумаете что-то лучше, чем упокоиться в мертвой тишине на дне лагуны[176].
Не знаю, закончу ли я свои дни в подобном месте. Я не писал завещания с такими указаниями, да и не уверен, смог бы я найти аналогичные условия в современном мире, чтобы добиться желаемого результата. Современное общество и законодательство, как правило, не особо довольны, когда люди разбрасывают после смерти свои тела где попало. Но даже если я выберу более краткосрочный вариант и завещаю свой скелет науке, остается только гадать, что мой скелет расскажет о том, кем был я и что представлял собой наш вид. Не останется никаких признаков того, что я способен был написать или достичь. Никаких конкретных воспоминаний. Лишь голая биология — внутренний архив, который я умудрился нарастить за свое недолгое время здесь.