Костяные часы

На лице Элайджи Д’Арнока отражается сомнение, и у меня мелькает мысль: «А вдруг это поставит Вторую Миссию под угрозу?»

– Я не гарантирую ее безопасность, – говорит Д’Арнок.

– Вы же обещали все предусмотреть, – напоминает Аркадий.

– Как вам известно, мистер Аркадий, на войне не бывает гарантий.

– В нашей операции примет участие и мистер Дастани. – Я указываю на Садаката. – Вы наверняка знакомы с нашим смотрителем.

– Ну, все шпионят понемножку, – говорит Д’Арнок. – И что же поручено мистеру Дастани?

– Затаиться где-нибудь на середине Пути Камней, – отвечает Осима, – и спустить с поводка удесятеренную силу психоферно, если нас попробуют обойти с тыла. Любой, кто сунется в проход, будь то атемпорал или обычный человек, мгновенно превратится в пепел.

– «Психоферно» – это какое-то заклинание Глубинного Течения?

– Нет, – говорит Осима. – Этим словом я называю то, что произойдет с Путем Камней, если в рюкзаке мистера Дастани взорвется бомба, начиненная израильской взрывчаткой СН-девять.

– Своеобразная страховка, – поясняю я, – чтобы прикрыть тыл, пока мы будем уничтожать Часовню.

– Разумная мера предосторожности, – с уважением произносит Элайджа Д’Арнок. – Надеюсь, вам не придется ею воспользоваться.

– А как вы себя чувствуете? – спрашивает Осима. – Предательство – трудный шаг.

Стотридцатидвухлетний Хищник с вызовом смотрит на восьмисотлетнего Осиму:

– Я не один десяток лет безнаказанно вершил злодейские дела, мистер Осима. Но сегодня я положу этому конец.

– Но ведь без Черного Вина вы утратите молодость и умрете в приюте для престарелых, – напоминает Осима.

– Этого не случится, если Пфеннингер или Константен остановят нас прежде, чем мы уничтожим Часовню Мрака. Ну что, приступим?

Один за другим мы проскальзываем в темную щель апертуры и попадаем на круглую каменную площадку шириной в десять шагов. В центре Циферблата горит Свеча – с немигающим пламенем, белая, в рост ребенка. Гнетущее чувство клаустрофобии вкупе с агорафобией, запах замкнутого пространства, разреженный воздух. Свет и цвет сочатся в апертуру, которую Д’Арнок придерживает, как занавес, впуская на Путь Камней сначала Холли, а потом Садаката с его смертоносным рюкзаком. На лице Садаката нервический восторг. Последним входит Осима, и на его лице – мрачное равнодушие.

– Это же не Часовня? – спрашивает Холли. – А почему здесь голос звучит еле слышно?

– Это Циферблат Пути Камней, – поясняю я, – первая ступень лестницы, ведущей в Часовню. Его края поглощают свет и звук, так что говорите погромче.

– Тут нет цвета, – замечает Холли. – Или мне чудится?

– Свеча монохромна. Она горит уже восемь веков.

Элайджа Д’Арнок запечатывает апертуру. В схлопывающемся просвете «Венера» Бронзино небрежно держит золотое яблоко. Путь назад закрыт. Теперь это место неприступнее любой крепости. Только Эстер или какой-нибудь последователь Пути Мрака способен распечатать апертуру, а без этого мы не сможем вернуться. С неожиданной болью вспоминаю, как в последний раз на этом Циферблате высвобождались наши с Эстер бестелесные души, а Джозеф Раймс гнался за нами по пятам. Наверное, сейчас об этом же вспоминает и Эстер, скрытая в сознании Осимы.

– В камни врезаны какие-то буквы, – говорит Холли.

– Алфавит катаров, – поясняю я. – Только читать его теперь не умеют даже ересиологи. В его основе – окситанский язык, который древнее баскского.

– Пфеннингер утверждает, что это молитва о Господнем воспоможении в строительстве Лестницы Иакова, – говорит Д’Арнок. – Слепой Катар думал, что именно ее и воссоздал. Не прикасайтесь к стенам. Их субстанция своеобразно реагирует на дискретную материю. – Он вытаскивает из кармана монетку и бросает за край Циферблата. Монетка исчезает в фосфоресцирующей вспышке. – На Пути Камней лучше не оступаться.

– И где же сам Путь? – спрашивает Осима.

– Он скрыт и постоянно меняет положение, не подпуская к себе посторонних. – Д’Арнок зажмуривается, открывает глазную чакру. – Минуточку. – Он медленно, мелкими шажками направляется к краю Циферблата, делает отрывистые пассы, как принято у последователей Пути Мрака, бормочет заклинание Откровения, потом, держась спиной к свече, осторожно сдвигается по кромке. – Нашел.

За краем Циферблата, примерно на фут выше его, возникает каменная плита размером со столешницу. Затем над ней появляется вторая ступень, третья, четвертая, уходящие куда-то в непроглядную тьму.

– Маринус, – шепчет мне на ухо Холли, – это технология или…

Я знаю, какое слово она не произносит.

– Если бы кто-то излечил Генриха Седьмого от туберкулеза с помощью этамбутола, или допустил бы Исаака Ньютона к телескопу Хаббла, или показал бы обычный трехмерный принтер завсегдатаям «Капитана Марло» в восьмидесятые годы прошлого века, то наверняка прозвучало бы слово на букву «эм». Как правило, магия – это самые обычные вещи, к которым еще просто не привыкли.

– Если профессор семантики не возражает, то предлагаю на время прервать семинар, – вмешивается Осима.