Костяные часы

– Не смотрите слишком пристально, – напоминает Д’Арнок. На Пути Камней все звуки приглушены, так что говорить приходилось вдвое громче обычного. А в Часовне шепот, шаги и шелест одежды звучат громко, будто усиленные скрытыми микрофонами. – Отведите взгляд, мисс Сайкс. Слепой Катар спит, но сон у него чуткий.

Холли с усилием отводит глаза от иконы:

– Б-р-р, пустые глазницы! Они будто приковывают к себе взгляд.

– У этого места злая, извращенная душа, – замечает Аркадий.

– В таком случае пора уничтожить этот источник зла и несчастий! – говорит Д’Арнок. – Обезболивание завершено. Дальше действуем по плану: Маринус и Уналак подвергают икону хиатусу, чтобы Катар не проснулся, тем временем мы с Аркадием и Осимой психовоспламеним икону, обрушив на нее все ресурсы нашего психовольтажа.

Мы приближаемся к северному углу, где бледным брюхом акулы поблескивает безглазый лик.

– Значит, чтобы разрушить Часовню, нужно просто уничтожить изображение? – спрашивает Холли.

– Но это возможно только сейчас, – отвечает Д’Арнок, – пока душа Слепого Катара находится в иконе. Обычно его дух пронизывает ткань самой Часовни, и, учуяв наше присутствие, он сразу же догадался бы о наших намерениях и попросту расплавил бы нас, как восковые фигурки в пламени паяльной лампы. Маринус, начинайте.

Если Элайджа Д’Арнок и в самом деле собирается нас предать, то весьма убедительно играет роль перебежчика, не выходит из образа до самого конца.

– Сдерживай его слева, – велю я Уналак, – а я возьму на себя правую сторону.

Мы встаем перед иконой, закрываем глаза. Наши руки синхронно делают пассы. Си Ло обучил хиатусу Клару Коскову Маринус еще в Санкт-Петербурге, а Чодари – мое индийское воплощение – передал эти навыки Уналак. Чтобы усилить воздействие хиатуса, мы безмолвно повторяем затверженную последовательность действий – так пианист скользит взглядом по сложной, но хорошо знакомой нотной записи. Чувствую, как сознание Слепого Катара пробуждается, роем пчел поднимаясь к поверхности иконы. Мы с Уналак сдерживаем его, заталкиваем вглубь. Нам это удается. Почти.

– Быстрее, – говорю Д’Арноку. – Пока что получается местное обезболивание, а нужна глубокая кома.

Мы с Уналак отходим в сторону. Д’Арнок встает перед своим бывшим – а может, и настоящим – повелителем, широким жестом разводит руки в стороны, поворачивает их ладонями вверх. Слева и справа от него Аркадий и Осима прижимают к ним свои ладонные чакры.

– Даже не надейся, что оттянешься, – бормочет Осима.

Мертвенно-бледный, весь в испарине, Д’Арнок смеживает веки, открывает глазную чакру и направляет багровый луч Пути Мрака в горло Слепого Катара.

Слепой Катар уже не дремлет. Он знает, что ему грозит. Часовня противится нашему натиску, как одурманенный великан, как мой кляйнбургский дом под снежной бурей. Я отшатываюсь, невольно моргаю, и губы Слепого Катара кривятся в злобной гримасе. Его глазная чакра постепенно ширится, черное пятно на лбу расползается чернильной кляксой. Если она откроется полностью, нам несдобровать. Стены Часовни дрожат, будто сдерживая чудовищное землетрясение. Элайджа Д’Арнок издает какие-то нечеловечески высокие звуки. Он пропускает через себя мощнейший поток психозотерической энергии и вот-вот не выдержит губительного напряжения. Судя по всему, он нас не обманывает, если готов умереть за наше дело. Должно быть, я снова моргаю, а икона загорается, ее окутывает дым, изображение монаха завывает в агонии, нарисованное пламя заживо пожирает лик, его глазная чакра мерцает, то здесь, то не здесь, то здесь, то не здесь, то здесь, то не…

Исчезает. Тишина. Икона Слепого Катара – обугленный прямоугольник, а Элайджа Д’Арнок тяжело дышит, согнувшись пополам.

– Все. Получилось, – выдыхает он. – Наконец-то!

Хорологи безмолвно совещаются…

…и Уналак подтверждает:

– Он все еще здесь.

Ее слова – наш смертный приговор. Слепой Катар покинул икону, сбежал, растворился в стенах, полу и потолке. А нам устроили розыгрыш, давая возможность анахоретам подняться по Пути Камней. Они появятся с минуты на минуту. Д’Арнок заманил нас в западню, и Вторая Миссия – всего лишь бессмысленное самоубийство. Я готова принести мысленные извинения Инес и Ифе, но их мир для нас недосягаем.

– Холли, встань позади нас.

– Сработало? А Джеко… Он где?

Очень хочется погрузить Холли в хиатус, чтобы она перед смертью меня не возненавидела. Сценарий нас подвел. На Блайтвудском кладбище надо было вернуться, окликнуть Венди Хэнгер, сослаться на непредвиденные обстоятельства и попросить ее отвезти меня на вокзал в Покипси.

– Не знаю, – говорю я Холли – матери, сестре, дочери, вдове, писателю, другу. – Просто встань за наши спины.

Послание от Эстер, мысленно докладывает Осима. Она начинает творить Последнее Деяние. На это уйдет четверть часа, не больше.

– Что ж, попробуем, – говорит Уналак. – Пока еще есть надежда.

Элайджа Д’Арнок все еще притворяется перебежчиком.