Костяные часы

Я безмолвно творю Маскировочное Прикрытие. Если психозотерик взглянет на Холли, то увидит смутные очертания, но это лучше, чем ничего, к тому же сейчас все семь анахоретов обеспокоены состоянием Часовни. Пусть себе беспокоятся. Я-в-Холли осторожно продвигаюсь вдоль стены к западному окну, и тут снова слышится треск камня.

Элайджа Д’Арнок первым замечает отсутствие Холли:

– А где Сайкс?

О’Дауд, Одиннадцатый анахорет, спрашивает:

– Куда она делась?

– В ней кто-то прячется! – басит Дю Норд. – И окутал ее маскировочным полем!

– Перекройте Сумеречную Арку! – приказывает мисс Константен. – Это Маринус! Ни в коем случае не позволяйте ей отсюда выбраться! Я сейчас сотворю Экспозицию и…

Своды сотрясает исполинский рев, из трещины летит град камней, а сама трещина превращается в зазубренный разлом. Мне все ясно. Эстер преуспела в своем Последнем Деянии, и сейчас Слепой Катар неимоверным напряжением поддерживает целостность Часовни. Однако его древние силы на исходе.

– Пфеннингер, бегите! – кричит Константен.

Два века безбедного и безболезненного существования, поддерживаемого Черным Вином, притупили инстинкт самосохранения Пфеннингера, и Первый анахорет не срывается с места, а смотрит туда, куда указывает Константен; последнее, что он видит в своей жизни, – это глыба размером с легковую машину, которая расплющивает его с неотвратимостью кувалды, бьющей по куриному яйцу. Обломки каменной кладки свода вдребезги разбиваются об пол. Я заменяю маскировочное поле защитным. Дю Норд, французский капитан, следовавший Путем Мрака с 1830 года, не успевает прикрыться от очередного залпа осколков, и каменная шрапнель хотя и не убивает, но обезображивает анахорета так, что нынешней жене его уже не узнать. Три или четыре фигуры, окутанные защитным полем, бросаются к Сумеречной Арке, но тут южная часть свода, точно ледник, порождающий айсберги, сползает вниз и блокирует путь к спасению. Наша гробница надежно запечатана.

В зияющий провал купола просовывается клубящееся, зернистое, дымное щупальце Мрака, разворачивается, заполняет Часовню. Мрак гулко гудит, почти как пчелиный рой, невнятно бормочет, почти как людская толпа, шелестит и шуршит, почти как осыпающиеся песчинки. Элайджа Д’Арнок отшатывается от каменной глыбы, но ему за спину тянется извилистая струйка Мрака. Тоненький завиток невозбранно проходит сквозь защитное поле, касается шеи Д’Арнока, и анахорет превращается в сгусток тьмы, на несколько секунд сохраняющий очертания человеческого тела.

– Маринус, это ты во мне? – спрашивает Холли.

Извини, я без разрешения воспользовалась увещанием.

– Мы победили? Ифе больше ничего не грозит?

Анахореты больше ни для кого не представляют угрозы.

Мы оглядываем Часовню, усыпанную камнями и телами. Три фигуры окутаны багровым защитным полем – Константен, Ривас-Годой и Хьюго Лэм. Икона Слепого Катара шелушится и изъязвляется, будто облитая кислотой. В Часовне с каждой секундой темнеет. Щупальца Мрака заполняют ее уже больше чем на четверть.

– Этот Мрак… – вздыхает Холли. – Наверное, больно не будет…

Прости, что я тебя в это втравила.

– Ничего страшного. Это не ты, а Война.

Нам остаются последние мгновения.

Треск и грохот в северной оконечности Часовни сменяются звоном дребезжащего колокольчика. На месте иконы возникает овальный проем, откуда струится бледный лунный свет.

– Звенит, как колокольчик перед закрытием в «Капитане Марло», – говорит Холли. – Что это, Маринус?

В нескольких футах от нас язычок Мрака слизывает в небытие тело Имхоффа, обездвиженное психозотерическим ударом.

Понятия не имею, мысленно признаюсь я. Голос надежды?

Три уцелевших анахорета приходят к такому же выводу и бросаются в северный угол Часовни. Я-в-Холли пытаюсь следовать за ними, но в восточное окно, лишенное защитного поля, вползает длинный сгусток Мрака и преграждает путь. Я оскальзываюсь на мокром месте, оставшемся от Батиста Пфеннингера, отскакиваю в безопасный островок чистого воздуха, медленно скользящий вдоль нефа, но клубящийся столб сумрака вынуждает меня отступить к западной стене. Мрак окутывает больше половины Часовни, и тридцать шагов до овального проема представляют собой воздушное минное поле в непрерывном движении. Спотыкаюсь о бесстыдно раскинувшееся тело доктора Фенби, которое через несколько секунд тоже исчезнет. Однако удача чудесным образом не оставляет нас, и мы добираемся до овального проема. Константен и ее спутников нигде не видно. Аварийный выход? Нет, Слепой Катар ничего подобного не предусматривал. Часовня темнеет, а сияние овального проема становится ярче. Оно как загадочная пелена, по которой стремительно плывут облака, будто движение небосвода ускорили. Бросаю последний взгляд на Часовню, заполненную Мраком. Восточная часть свода обваливается.

– Ну, терять нам нечего, – говорит Холли.

Наполняю ее легкие воздухом, шагаю в пустоту…