Костюм за сто пиастров

    — Ну да, сто пиастров. Старик, я думаю, уж лет двадцать себе ничего из вещей не покупал, не знает, какие цены сейчас. Он так гордо выложил свои бумажки, будто это невесть какие деньги.

    — Хм.

    Сеньор Мартин-и-Бенитес грузно поднимается из-за стола (человек он солидный — увесистый, как говорит Амбросио) и идёт к двери. Амбросио пропускает его, прикрывает за хозяином дверь и семенит следом в торговый зал.

    — Ну наконец-то! — встречает их Хосе, который из последних сил борется с одолевающей дремотой.

    А задремавшая Смерть вздрагивает и чуть не роняет косу.

    — Ба-ба-ба, кого я вижу! — восклицает сеньор Мартин-и-Бенитес. Он приобнимает старика, касается своей мясистой румяной щекой его колючей пергаментной щеки. — Рад видеть тебя в добром здравии, отец.

    — Да какое уж там здравие… — бормочет Хосе.

    — А мне Амбросио говорит: там, говорит, сеньор Индульхенсио новый костюм себе подыскивает. Ну надо же, думаю, не иначе как старина Хосе жениться собрался!

    — А вот и не угадал! — довольно произносит старик. — Как раз таки помирать! А для этого, сам знаешь, нужен новый костюм.

    И с гордым видом старый Индульхенсио кивает на прилавок, на котором полёживают себе сто пиастров — две купюры по двадцать, и шесть десяток.

    Взгляд хозяина вторит его взгляду.

    — Кхм, — смущённо произносит сеньор Мартин-и-Бенитес, — так значит, ты хочешь купить костюм?

    — И рубашку, — кивает Хосе. — Чёрный строгий костюм и белую рубашку.

    — И рубашку, — отзывается хозяин, бросая взгляд на Амбросио, который лишь многозначительно шевелит бровями: а что я вам говорил, дескать. — Чёрный костюм и белую рубашку…

    — Чтобы в них помереть было не стыдно, — добавляет Хосе.

    — Может, ты лучше женишься, отец? — осторожно говорит хозяин.

    Хосе смотрит на него вприщур. Потом отвечает слегка раздражённо:

    — Что это вы заладили? Сговорились, что ли? Когда хотел жениться, женился. Теперь хочу помереть, вот и оставьте меня в покое. Может быть, у вас хороших костюмов нет? Тогда я пойду к Эстебану.

    — Ну, и что ты стои́шь? — поворачивается сеньор Мартин-и-Бенитес к Амбросио. — Слыхал? Сеньору Индульхенсио нужно помочь подобрать костюм и рубашку. А ты стоишь. Не удивительно, что торговля у нас совсем не идёт, с такими-то работниками.

    Амбросио растерянно кивает и теряется за стойками с одеждой. Там он начинает перебирать пиджаки в поисках невозможного — такого костюма, который можно было бы уместить в сто пиастров: две купюры по двадцать и шесть десяток. Ему не нужно смотреть на ценники, он и так знает стоимость каждого: вот этот зелёный с отливом — девятьсот пиастров, вон тот чёрный — семьсот пятьдесят, а вот этот белый, модный, с кремовым оттенком, от торгового дома «Рохас-и-Монтельяно» — и вообще тысяча двести. Самый дешёвый костюм висит в третьем ряду — чёрный, строгий, классический. Висит и внаглую сто́ит четыреста двадцать пиастров. При этом вряд ли он настолько хорош, чтобы в нём не стыдно было явиться пред очи божьи. Амбросио знает, что это самый дешёвый костюм, но не торопится добраться до него, настойчиво и непримиримо перебирая ценники с ужасающими цифрами. Ну что за страна! — бормочет он. Что за страна, в которой за паршивый костюм нужно выложить чуть не тысячу!

    — Ну где ты запропал? — окликает его сеньор Мартин-и-Бенитес. — До чего же ты неповоротлив, Амбросио!

    И, приблизившись и перейдя на шёпот, он добавляет:

    — Ума не приложу, что делать. Старик, кажется, всерьёз решил отдать богу душу… Надо же… Как я ему скажу, что его денег хватит только на брючной ремень?

    Амбросио пожимает плечами.

    — Что за страна! — повторяет он недавнюю свою мысль. — Что за страна, в которой за паршивый костюм нужно выложить тысячу!

    Сеньор Родольфо Мартин-и-Бенитес хмурится.

    — Где это ты видел в моём магазине хоть один паршивый костюм? — строго произносит он.

    — Я это — в общем, — тушуется Амбросио. — Не сердитесь, хозяин. Просто очень уж обидно за старика. Он эти деньги поди не один месяц собирал.

    — Раньше надо было начинать, вот что, — сердится хозяин.

    — Приспичило, наверное.

    — Ума не приложу, как быть, — повторяет сеньор Мартин-и-Бенитес. — Если бы он собрался жениться, я бы конечно продал ему костюм, в рассрочку. Но какая рассрочка мертвецу?

    — Пожалуй, что так.

    — То-то и оно. А самый дешёвый костюм у нас стоит шесть сотен.

    — Четыреста двадцать, — поправляет Амбросио. — Есть один за четыреста двадцать. Там, в третьем ряду.

    — Четыреста двадцать? — сеньор Мартин-и-Бенитес принимается грызть кончик уса, что всегда свидетельствует о напряжённом умственном процессе.

    — Но это же триста пиастров убытка! — бормочет он. — Конечно, можно будет отбить на том платье, итальянском… И ещё на гарнитуре от Фернандеса… Да, извернуться можно…

    — Только костюм этот для такого дела не очень, — вставляет Амбросио. — Я бы лично к Господу в таком не отправился.

    — Что ты имеешь в виду? — хмурится сеньор Мартин-и-Бенитес.

    Амбросио неопределённо пожимает плечами.