Костры на алтарях

— Ты — моя дочь, — жестко ответил Грязнов. — Ты — это я. Мой новый этап. Мое новое воплощение. Мое завтра. Ты самостоятельна, но в тебе всегда будет частичка меня. И в твоих детях. И в твоих внуках. И люди, которых мы выбрали, это понимают. Они воспримут тебя, как меня. И тебе останется лишь не разочаровать их.

— Я все поняла. — Пэт помолчала. И решила сменить тему, точнее — вернуться к прежней: — По крайней мере, поездка во Франкфурт не оказалась совсем бесполезной: книгу я не нашла, но вудуистов отшила, так?

— Они продолжают поиски, — махнул рукой антиквар.

— И послали людей в Москву?

— Ага.

Лицо девушки окаменело.

— В таком случае, я хочу продолжить начатое.

— Ими займутся.

— Я хочу продолжить! — Тон Пэт не оставлял сомнений в том, что решение — окончательное.

— Кажется, мы только что говорили об излишней самоуверенности, — напомнил антиквар. И вновь потянулся за вином. — Отдыхай.

— Мне нужна книга.

— Ее возьмут другие люди.

— Отец!

Кирилл не вздрогнул, не изменился в лице, но внутри, внутри…

«Она впервые назвала меня отцом!»

— Отец, подключи меня к операции.

— Я подумаю, — пообещал антиквар.

— Надо было думать до того, как ты послал меня во Франкфурт, — отрезала девушка. — Теперь поздно. Я должна довести дело до конца.

— Хорошая привычка, дочь, — кивнул Грязнов. — Очень хорошая привычка.

* * *

анклав: Москва

территория: Болото

ночной клуб «Приют маньяков»

старые друзья — самые лучшие

Главный питейный зал «Приюта маньяков» располагался в полуподвале старинного, но еще крепкого дома, и оформлявшие интерьер дизайнеры умело использовали особенности помещения. Выставили напоказ кладку, счистив штукатурку и вернув кирпичу первоначальный вид. Сохранили идущие под потолком трубы и повесили настоящие, сделанные еще в двадцатом веке светильники. Вдоль стен разместили громоздкие радиаторы отопления, а мебель поставили подчеркнуто грубую. Выдержав, так сказать, стиль. А может, и не было никаких дизайнеров, может, рачительные хозяева просто использовали то, что было под рукой, по принципу «дешево и сердито», но получилось все равно эффектно: болотным эстетам нравилась атмосфера «подлинной» городской старины, и они частенько забредали в «Приют маньяков», разбавляя своим присутствием обычное для заведения общество.

— Со мной не пойдешь, — буркнул Вим, — останешься за столиком.

И пригубил пива из пластиковой, но сделанной «под алюминий» кружки.

— Это еще почему?

— Почему я не ходил с тобой во Франкфурте? — Чика-Мария задумалась. — Вот то-то. Я понимаю, тебе надо выполнять приказ Каори, но есть правила, и ты их знаешь. Люди не станут говорить со мной в твоем присутствии.

— И «балалайку» ты вынешь, — заметила девушка.

— Разумеется.

— Не думаю, что мамбо это понравится.

— Она знала, на что идет, — пожал плечами Дорадо. — Развлекайся, я скоро. — Помолчал и добавил: — Пожалуйста, не строй никому глазки.

Они оба видели взгляды, которыми завсегдатаи изучали фигуру девушки.

— Ревнуешь?

— Не хочу устраивать здесь перестрелку.

— Из-за меня?

Вим перегнулся через столик и поцеловал Чика-Марию в губы:

— А из-за кого еще?

— Мне приятно.

Дорадо улыбнулся и направился к барной стойке.

Ночным клубом «Приют маньяков» назвали исключительно из вежливости. По сути, заведение представляло собой круглосуточно работающий бордель с огромным баром на первом этаже и номерами на четырех последующих. В самом большом зале подвала танцевали стриптиз и пили, в остальных — только пили. А в номерах занимались любовью и проворачивали делишки. Территорию, на которой находился «Приют», контролировала кантора братьев Бобры, одна из самых крупных на Болоте; удачное расположение клуба позволило ему стать опорным пунктом западных владений братьев, а посему работали в нем не покладая рук. По количеству проходящих наркотиков, оружия и краденого «Приют» уступал только штаб-квартире канторы в Лялином переулке и по праву считался одной из главных жемчужин в бандитской короне братьев.

В комнате на третьем этаже Дорадо ожидали двое мужчин. Тот, что помладше, щеголял трехдневной щетиной и золотой улыбкой — потерянные некогда зубы он заменил не имплантами, а фиксами. То ли выделиться хотел, то ли на спор сделал. Не меньшее внимание он уделял и одежде: брюки из тонкой шерсти, хлопковая рубашка, короткая куртка из настоящей кожи. Дорогое облачение демонстрировало, что золотозубый — человек с положением, с достатком. А откуда взялся достаток, показывал «дыродел» в наплечной кобуре.

Пару щеголю составлял массивный, слегка напоминающий кабана, здоровяк, облаченный в грязноватые камуфляжные штаны армейского образца, тяжелые ботинки и застиранную серую майку с логотипом питерской федеральной тюрьмы. Был здоровяк невысок, но массивен, и его могучие мышцы могли вызвать зависть у любого профессионального спортсмена.

Казалось, что главный в этой парочке щеголь, а громила честно служит ему телохранителем, однако Вим знал, что это не так. И поэтому сразу же обратился к здоровяку:

— Привет, Тимоха.