– Ну… не совсем, – вздохнул Крендель. – Сядь, Фая. Я сам не до конца понимаю, я хотел с тобой посоветоваться. Я уезжал в Питер, поэтому меня не было. Каким-то образом по договорам, связанным с нашими математическими моделями, были проведены оплаты на счета непонятно какой фирмы в Питере.
– Чертовщина какая-то. Я ничего не понимаю. И что? Что там, в Питере?
– А то, что никакой фирмы, никаких «Рогов и копыт» там нет. Я три дня пытался найти хоть какие-то контакты, но так и не нашел. Адрес есть, но по нему нет никакой фирмы, только гаражи.
– А почему ты ездил сам? – удивилась я, и Крендель надолго замолчал. Затем шумно вдохнул, встал и повернулся к окну. За окном сквозь традиционную облачность пробивались желтые солнечные лучи. В Мордоре весна.
– Я должен был разобраться. В конце концов, на кону стоит моя карьера. Я, так получается, подписал договор с непонятной фирмой, согласовал какие-то странные отношения с нею, направил документы в бухгалтерию на оплату, а затем еще и сдал работы по акту. Ибо в бухгалтерии нашли и акты. А я – ни сном ни духом. Ты можешь такое представить?
– Нет, – честно призналась я. – Но у меня, ты знаешь, с фантазией всегда было плохо. И с воображением. И с образным представлением. Вот если ты мне формулу напишешь… Хотя и она вряд ли поможет, ведь, как я понимаю, речь идет о больших деньгах.
– Да уж не о маленьких! Ты видишь, как Постников засуетился. – Крендель вернулся на место и принялся укладывать бумажки, разбросанные по столу, в стопочку. Перфекционизм – я бы предложила считать это диагнозом, как и алкоголизм. Перфекционисты опасны не только для себя, но и для окружающих, и в особенности для своих близких. Жить с перфекционистом тяжело, вылечить перфекционизм невозможно. Крендель не успокоился, пока все углы всех листов не были выровнены относительно друг друга.
– Но при чем тут Саша?
– Я не знаю, Фая. Я знаю меньше, чем ты. Я тоже удивился, когда Постников потребовал отстранения Гусева. Я еще не видел материалов, там, скорее всего, какая-то ошибка. Они же ни черта не могут, когда дело касается электронного документооборота. Они говорят, что несколько подписей, предположительно, моих, с моим ключом безопасности, были активированы на компьютере Гусева.
– Что?
– То, – кивнул Крендель. – Я запросил все материалы, они дадут их мне, не могут не дать.
– Почему это не могут? Если ты под служебным расследованием, ничего они тебе не дадут, – возразила я. – Мы все тут – под колпаком у Мюллера.
– Не все. Ты, к примеру, не под колпаком.
– Да? А чего ж я тогда в дурака уже почти неделю играю на работе? – Я рассмеялась, смех получился истерическим – так только на Хэллоуин хохотать из-под деревянных мостов, прохожих пугать. – Все наши доступы заблокированы, ты исчез, Постников тут на костях пляшет. И все это – из-за одного платежа.
– Не одного. Не одного, Ромашка, – вздохнул Крендель. Я похолодела.
Позже я нашла Машу Горобец и отвела ее в курилку, хотя большой потребности в этом не было. Машка теперь курила, выдыхая экологически чистый пар, с некоторых пор она записалась в вэйперы. Курить она не бросила, просто теперь делала это медленно и по-модному. Мода – Машка Горобец всегда велась на все, что шло с пометкой «в тренде», и вот результат – электронные сигареты, какие-то флаконы с ароматизированной растворенной никотиновой кислотой и море восторгов на тему, как это здорово – курить, не вдыхая смол. На мои осторожные вопросы, что, может, лучше вообще не курить или курить ароматизированные флаконы без никотина, Машка отвечала презрением. Пыхтеть «впустую» она не желала. Говорила, что с таким же успехом тогда она могла бы пойти в турецкую баню, посидеть внутри и подышать эфирным маслом мандарина – процесс ровно тот же, но еще и для кожи полезно. Нет, курить – только что-то реальное, говорила она. А я отвечала – да, только то, что может все-таки привести к раку легких. Машка крестилась и насылала типун на мой язык. Этого я не понимала – как можно креститься и рассчитывать на божественную помощь в вопросах защиты от последствий курения. Ясно же, что в этом вопросе голосуют оппозиционные силы.