Кот в сапогах

В партере энергично топают ногами и свистят, кашляют, шикают, на га­лерке хохочут; король выпрямляется, поправляет мантию и, взяв в руки ски­петр, с величественным видом усаживается на троне; все напрасно — шум в зале не умолкает, актеры начинают забывать свои роли, на сцене возникает жуткая пауза. Гинц тем временем вскарабкивается на верх колонны. Поэт в панике выбегает на сцену.

Поэт. Господа... почтеннейшая публика... прошу несколько слов.

Голоса в партере. Тише!

- Тише!

- Дайте этому дураку сказать!

Поэт. Ради бога, не причиняйте мне этого позора; ведь действие уже конча­ется. Видите — король совсем успокоился; берите пример с этой великой души, у которой, конечно же, больше причин для недовольства, чем у вас.

Фишер. Чем у нас?

Визенер(соседу). А почему вы топаете? Нам же пьеса нравится.

Сосед. В самом деле! Просто задумался — и пошел вместе со всеми. (Начи­нает энергично хлопать.)

Поэт. Я вижу, кое-кто из вас ко мне все-таки благосклонен. Полюбите мою бед­ную пьесу хотя бы из сострадания — чем я богат, тем и рад; да она уже и кончится скоро. Я так испуган и смущен, что ничего другого не могу сказать.

Все. Ничего не хотим слышать! Ничего не хотим знать!

Поэт(в исступлении хватая усмирителя за шиворот и выталкивая его вперед). Король усмирен, теперь усмири эту осатаневшую стихию, если мо­жешь. (Вне себя убегает за сцену.)

Усмиритель играет на глокеншпиле, толпа начинает топатъ в такт. Он де­лает знак рукой, появляются обезьяны и медведи и устраивают вокруг него веселый хоровод. Влетают орлы и другие птицы. Один орел садится Гинцу на макушку, отчего тот приходит в неописуемый ужас. Два слона, два льва. Балет и хор.

Четвероногие. Волшебные звуки...

Пернатые. Чаруют меня...

Объединенный хор.

Таких не слыхал я

До этого дня.

Все присутствующие на сцене танцуют замысловатую кадриль вокруг ко­роля и придворных, среди которых оказываются также Гинц и Гансвурст. Зал разражается бурными аплодисментами. Слышен смех, зрители в парте­ре все встают, чтобы лучше видеть; с галерки падают несколько шляп.

Усмиритель(поет во время балета и всеобщего ликования зрителей)

Если б я по жизни шел

С песнею такою,

Всех врагов бы я отмел

Легкою рукою,

И без них вкушал бы я

Мир и счастье бытия!

Занавес падает, все в экстазе, овация; некоторое время еще слышна балетная музыка.

АНТРАКТ

Фишер(тихо). Самого бы его взять за уши!

Беттихер. А его испуг, когда орел сел ему на голову! Как он от страха замер и пошевельнуться не мог — этого словами просто и не опишешь!

Мюллер. Вы анализируете досконально.

Беттихер. Я льщу себя надеждой, что немного разбираюсь в искусстве. Вы-то все, конечно, другое дело, — потому и приходится для вас кое-что рас­толковывать.

Фишер. Благодарим за хлопоты.

Беттихер. О, когда любишь искусство так, как я, это приятные хлопоты. Вот мне как раз пришла в голову очень любопытная мысль по поводу са­пог; тут еще одно свидетельство актерской гениальности. Видите ли — по­началу он предстает как кот, поэтому ему приходится снять свое обычное платье и надеть соответственно кошачью маску. А потом он должен полно­стью перевоплотиться в охотника — я заключаю это из того, что все его так называют и никто не удивляется. Неумелый актер так бы и оделся — как настоящий охотник, — но что бы тогда осталось от сценической иллюзии? Мы бы могли совершенно забыть о том, что он, в сущности, кот, — а кроме того, как неудобно было бы актеру в новом платье поверх кошачьей шер­сти! Но он всего одной деталью — сапогами — искусно намекает на охотни­чий костюм. Что такие намеки носят в высшей степени драматический ха­рактер, блестяще доказывает опыт древних, которые...

Фишер. Тихо! Третье действие начинается!

Визенер. Дивно! Дивно!