И кот убежал, а Гоша стоял, пытаясь осознать услышанное. Разве можно забыть Колю, Деда, Филипповну?
Мальчик отнес Деду волшебные спички. «Ну, забуду так забуду, – думал он беспечно, пробегая по коридору, – какая разница, если я буду с мамой, папой, Борькой! Не буду никому говорить». Но тут он остановился, и на сердце сразу стало тяжело. В раскрытую дверь библиотеки он увидел Колю с Ульяной: они протирали бесконечные полки с книгами, и обсуждали, кто что читал, и смеялись, и то и дело хватались за руки, и не отрывали друг от друга сияющих глаз. Они мечтали вернуться к прежней жизни вдвоем. Они должны были знать правду. «Но только не сейчас», – решил Гоша.
На поселок опустилась самая длинная ночь в году. Все обычные, незабытые жители спокойно сидели по домам, и никто не видел, как на центральную площадь пришли странные люди. Их была целая толпа: самых маленьких несли на руках, а стареньких вели под руки. У них была лестница и теплые одеяла. Рядом бежало несколько животных, даже конь, и в эту стайку тихо влился пушистый кот, белый, как сугробы на площади. Они приставили лестницу к фонарю. Сам Дед торжественно поднял коробок спичек и взялся за перекладину. Остальные затихли в стороне. Но вдруг кто-то выскочил из толпы и остановился, не решаясь начать говорить. Это был Гоша.
– Что такое? Ты не успел нам что-то рассказать? – встревожился Дед.
– Да, – Гоша посмотрел под ноги. – Если… Когда колдовство закончится, мы забудем друг про друга.
Люди удивленно загомонили, потом разом замолчали. Первым опомнился Дуля. Он хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Ну, что теперь делать – прощайте, народ! А вам, Евген Дмитрич, – спасибо за кров!
И все поспешили скорее сказать друг другу что-то на прощанье. Женщины гладили по головкам малышей, которым все эти годы заменяли матерей, друзья и подруги обнимались, и каждый особенно благодарил Деда. А Дед повторял:
– Время, мы теряем время! Прощайтесь скорее!
Гоша смотрел только на двоих в этой толпе. Не уйдут ли они вместе в метель? Не сорвут ли все, не испортят ли, чтобы остаться забытыми навсегда?.. И он увидел, как Коля целует плачущую Ульяну, – и он узнал, как целуют любимую женщину в последний раз.
А время шло. Дед взобрался по лестнице и зажег фонарь. Стало тихо, и фонарь горел ровно-ровно.
– Кажется, получается, – неуверенно сказал Дед. И вдруг его голос потонул в страшном вое.
Дикий вопль нарастал, как сирена, и сметал снег с верхушек сосен. Это ведьма почувствовала, как приближается ее гибель. Злой дух темных лесов, изваяние из мрачных лет – нет, так просто она не сдастся! И послышались тяжелые шаги, и над площадью выросла страшная фигура с белесыми глазами, в развевающемся летнем платье – статуя стала вчетверо больше. Малыши заплакали, люди теснее прижались друг к другу и услышали густой голос:
– Поигра-аем… Да-да! А я не люблю проигрывать, ох, не люблю!
Сейчас же налетел страшный вихрь, и пламя погасло. В темноте завизжали женщины, у кого-то унесло шапку… Но на лестницу уже поднимался папа Инны – пришел его черед чиркнуть спичкой. И вот фонарь опять горит! Но ведьма все ближе, ближе…
– Она не сможет вас тронуть! – послышалось снизу. Под ногами вертелся кот. – Пока фонарь горит, ей не подойти близко!
Да, ведьма не могла подойти – она стояла на краю площади, бессильно размахивая руками и воя от злобы. Но вот она вспомнила про свою силу! Она обрушила на папу Инны самые страшные ветры и метели. Он закрывал огонек изо всех сил, но свалился с лестницы в снег, задыхаясь, и фонарь снова потух. В темноте ведьма сделала шаг к фонарю – и все закричали: «Скорее!», дружно подсаживая на ступени дядю Влада.
И долго, много часов продолжалась эта страшная эстафета: то один, то другой человек поднимался по ступенькам, зажигал огонь и берег его – кто сколько мог. А вокруг носились все вихри, метели, все самые ледяные ураганы этой зимы, свистело в ушах, коченели руки, но внизу стояли остальные – большие, маленькие, мужчины и женщины – и кричали: давай! У тебя получится! И подхватывали, и отогревали спустившихся вниз.
Пришел и Гошин черед. «Не бойся!» – твердили ему. И он думал, что не боится, но на лестнице почувствовал, что его трясет. «Сейчас выроню спичку, – в панике шептал он, – выроню или сломаю… Только бы зажглась! Мама! Мама!» Сам не помня как, он чиркнул спичкой – получилось! Фонарь горел, и снизу его радостно ободряли. Но это было только начало. Ведьма узнала Гошу – посыпались страшные проклятья, и словно тысячи раскаленных игл впились ему в лицо. Целые комки снега летели ему прямо за шиворот, ледяной поток забил нос и рот, так что трудно стало дышать, ресницы слиплись, а зубы свело от холода. Только бы продержаться еще, еще немного, хотя бы несколько секунд… Огонек трепетал, а Гоша закрывал его варежками, как маленькую живую душу. Ничего дороже не было в тот миг.