«Котёл» Хубе. Проскуровско-Черновицкая операция 1944 года

Наиболее серьезной проблемой для корпуса генерала Афонина на тот момент являлись боеприпасы. Находившаяся на направлении главного удара противника 226-я стрелковая дивизия полковника Петренко располагала бое припасами для стрелкового оружия в количестве 1 боекомплекта, для артиллерии — 0,5 б/к, для минометов — 0,7 б/к[315]. Это трудно назвать изобилием, тем более что подвоз фактически отсутствовал. Дивизия выставила перед своими позициями 255 противотанковых мин, что тоже было негусто (в сравнении с 400 мин на плацдарме на Горыни в начале марта на куда более узком фронте).

Снаряжение парашютного контейнера гранатами М-24. Поодаль сложены уже заполненные и готовые к подвеске на самолеты контейнеры.

Обломки транспортного Ю-52, потерянного в ходе «воздушного моста» в «котел Хубе».

Вскоре прибывшие немецкие части перешли к активным действиям. Первая серьезная проба сил состоялась уже 4 апреля, когда 54-й полк 100-й егерской дивизии атаковал Подгайцы с запада. Егеря были остановлены метким огнем советской артиллерии и вынуждены были закапываться в мерзлую землю.

Возросшая активность противника на внешнем фронте окружения поначалу не вызвала беспокойства. По состоянию на 4 апреля 1944 г. командование 1-го Украинского фронта ориентировало подчиненные войска преимущественно на противодействие прорыву изнутри «котла».

«Противник прорвался в район Чортков, не исключена возможность движения в направлении Монастыриско»[316].

Мосты в районе Подгайцев и Монастыриско приказывалось подготовить к взрыву, а мосты южнее Монастыриско — взорвать. Последняя мера являлась осознанием того, что противодействовать прорыву впритирку к Днестру было труднее всего. Также предписывалось взорвать все мосты между Подгайцами и Монастыриско, т. е. имелось осознание возможности очаговой, а не сплошной обороны на пути прорыва. В целом И.М. Афонина ориентировали на угрозу с востока, а не с запада.

Однако новые атаки последовали именно с запада. В ЖБД 18-го гв. стрелкового корпуса указывается: «С утра 4.4.44 противник, введя в бой подошедший с марша 54 егерский полк и разведдивизион 100 лпд и 188 пп 68 пд, начал атаки на Подгайце»[317]. Под удар попал правофланговый 987-й стрелковый полк 226-й стрелковой дивизии. По советским данным, атака успеха не имела и стоила противнику 5 танков сожженными, 4 подбитыми и 300 человек убитыми и ранеными. Бой действительно протекал не слишком успешно, были захвачены пленные, что и позволило установить нумерацию частей противника. В истории 100-й егерской дивизии он описывается в достаточно мрачных тонах:

«54-й егерский полк провел операцию силами ударных групп, стоившую значительных потерь, и занял часть Буды. Большего достичь не удалось. Русские стреляли по всему, что двигалось по большому открытому пространству между лесами и домами Подгайцев»[318].

Тем временем советское командование стремилось если не усилить корпус генерала Афонина, то, по крайней мере, объединить противостоящие прорыву окружения войска под единым управлением. С 18.00 4 апреля по приказу (с 6.00 5 апреля реально) в состав 18-го гв. стрелкового корпуса вошли 141-я и 8-я стрелковые дивизии. Первая насчитывала на тот момент 3854 человек[319], вторая на 31 марта — 5318 человек[320]. 8-я стрелковая дивизия главными силами занимала оборону фронтом на восток, к востоку от Бучача по западному берегу р. Ольховец. Свой тыл дивизия прикрывала одним батальоном на позициях севернее и северо-западнее Бучача. По существу для нее сам Бучач являлся тылом. Потрепанная еще в боях за плацдарм на р. Божок (см. предыдущий раздел), 141-я стрелковая дивизия оборонялась на рубеже р. Стрыпа на примыкавшем к Днестру участке, довольно далеко к югу от Бучача. Ее по приказу штаба 1-й гв. армии разворачивали на 180 градусов и ставили фронтом на восток.

Расположение противотанковых сил также ориентировалось преимущественно на восток. Приказ штаба 1-й гв. армии гласил:

«Подгайцы и Монастыриско подготовить как прочные противотанковые узлы фронтом на восток и юго-восток и в районе Подгайцы на северо-запад»[321].

Лишь последняя фраза говорит о том, что не исключалась возможность деблокирующего удара. Однако эта угроза явно рассматривалась как второстепенная.