Кота, хоть и крупного, тащить значительно проще, чем человека. Я держала его в руках, но хвост грустной пушистой тряпочкой волочился по земле.
Закинула его на плечи, как шарф, и пошла куда глаза глядят. Я плохо знала эту часть города, но чутьё почти вопило об опасности. Мы прошли ещё немного, прежде чем поняла почему. Дома хоть и были смутно знакомы, но я пока с трудом понимала, где в Омеллоу могут быть такие высотки, заканчивающиеся слепящими шпилями.
«Все дороги ведут к центру» – наверное, единственное правило из занятий по архитектуре города, которое я запомнила. И потому шла.
Однако я совершенно не узнавала город. Это точно был Омеллоу – знакомые с детства здания перемежались высотками с острыми зеркальными вышками. Никогда не видела такого. Даже будучи Леди, вряд ли бы смогла залезть на этот зеркальный наконечник без вреда для здоровья. Слишком скользко, слишком опасно. Как будто мы провели в подземелье дворца не день, а целую вечность.
Точно же, Безумная Марта! Неужели?
Тут браслет, который чудом не слетел во время всех приключений и только потому, что был магической вещицей, начал вибрировать. И немного звенеть. Ругаться я могла долго, но по многим причинам не заглядывала в инструкцию. Вот что это означает? Да и как я им теперь воспользуюсь, когда вместо искр Дар отзывается лишь пустотой. Такая холодная, липкая…
Мерзость, как же это противно, что бы со мной ни сделал этот чёртов камень. Все мои чувства, казалось, обострились.
Браслет продолжал вибрировать, даже ощутимо нагреваться, и я решила, что всё очень и очень плохо. Но как же так?
Глаза зацепились за знакомую вывеску – скрещённые ветвь тимриса и олений рог, знак врачевателя – неужели я недалеко от Университета?
По памяти добежала, остаток пути то и дело поправляя хвост нэко. Кот не подавал признаков жизни, но хотя бы перестал вздрагивать.
Боль в руке стала совершенно невыносимой, и я начала не просто расчёсывать запястье, а буквально сдирать несчастный вибрирующий шнурок. Но магическая вещица не поддавалась.
И вот наконец я достигла здания. На удивление здесь было малолюдно, но это не тревожило. Впервые за долгое время я услышала Орни. Еле слышный шёпот в голове почти перекрывал ту боль, что приносил злосчастный браслет. Уже сотни раз прокляла тот день, когда я поддалась на уговоры нэко. И где мы теперь?
Пульсирующая боль накатывала волнами, а простенький на вид браслет не поддавался ни на йоту. Бредя как в тумане, я каким-то чудом смогла пробраться в Университет. Чтобы столкнуться с госпожой Тэт. Монолитная и невозмутимая как сама Вселенная, она неожиданно натолкнулась на препятствие в виде меня. И недоуменно воззрилась на нашу с Котом компашку.
Но мгновения замешательства были недолги.
– Господин Эрл, – говорила кому-то самый лучший лекарь в городе, аккуратно приобняв меня за плечи и уводя куда-то, где не было так больно и страшно. – Немедленно приготовьте артефакты изъятия! Без вопросов.
Кто-то невидимый без единого слова ушёл. А я оказалась в палате. На столе.
В рот полилась какая-то мерзкая жижа, но ни откашляться, ни пошевелиться мне не дали. На глаза будто накинули пелену, сквозь которую я ощущала успокаивающее тепло, что ручейками распространялось от пострадавшей руки по всему телу. Рядом руководила госпожа Тэт, щёлкали ножницы и что-то суетливо говорили невидимые её помощники. Орни успокаивающе шептала колыбельные.
– Госпожа Тэт, мы её теряем! – женский голос со смешным акцентом был полон лёгкой тревоги.
– Тихо. Не отвлекаемся.
– Может, всё-таки убрать нэко? Он рвётся в палату.
– Ни в коем разе. – Послышался щелчок ножницами, и боль начала рассеиваться, принося торопливое полузабытьё. – Вызовите лэра Драккари, это его протеже, вот пусть и разбирается, кто это сделал и зачем.
Голоса исчезли, как и все прочие звуки, и я со спокойной душой отрубилась.
Чтобы, как мне показалось, через пару мгновений вновь очнуться. Я не чувствовала ни дискомфорта, ни паники. Только лёгкое чувство голода не оставляло сомнений, что всё-таки жива.
Прикрыла глаза, когда рядом зашумели голоса. Наверное, медбратья.
– Мы нашли его! Ну и морока с этими «даровитыми». Сначала один пропал, теперь ещё и эта. Ну хоть нашлась.
– Да уж, глупо полч-щилось. Хорошо, что всё обощ-шлось.
– Удивительно, – присоединился к ним третий, женский голос, – что и эта смогла выкарабкаться. Говорят, – голос стал таким тихим, что я едва разобрала пару слов, – что в городе… сотни… лечить. Морока…
– И на улицу не выйти, пауки же!
Услышав о мадарах, я пошевелилась. Разговор затих. Речь шла не только обо мне – в горле встал ком от нехорошего предчувствия – бедный мой папа…
Только сейчас я заметила перебинтованную почти до локтя руку. Сквозь тугие бинты виднелась проступившая кровь. Меня замутило.
– И-извините, – голос внезапно выдал петуха, и я закашлялась, – вы… вы не могли бы… как-нибудь… Мой папа, он очень волнуетс-ся, – на последнем слоге фраза взлетела вверх и как-то упруго смялась на языке, отчего я неловко кашлянула.
Но медбрат на удивление спокойно и даже доброжелательно кивнул и уронил: