Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

И вот мы всё собирались повидаться, и книжку он обещал, и подписать этот рисунок изумительный. Сделан этот рисунок был в мастерской Лемпорта-Сидура-Силиса. Коваль был человеком, который входил в их крут, а там уже были Левитанский, Слуцкий, Окуджава, все они были шестидесятники. И Юрочка там был, никогда не лидерствовал, а там вообще никто не лидерствовал. Они чем-то родня для меня, они родные по крови, по своему добру, по своей какой-то честности, открытости, по своей грусти… Иногда просыпаешься — ну ничего плохого, а почему-то такая грусть невероятная. Юрочка называл это «великой осенней печалью». Жаль, что мы больше не встречались — я бы прочла ему танку Исикавы Такубоку, чтоб снять с него эту печаль.

Ах осени приход,
Ты как вода:
Умоешься —
И чувства освежились.

А может быть, через свою тоску он освежал чувства. Как всякий неординарный, необыкновенный, необычный, отдельный человек, он мог существовать так, как в этот момент диктовало ему его сердце, его душа.

Слуцкий был частым гостем этой мастерской, и почти в каждый его приход за столом пели его песню про лошадей. Как-то раз Слуцкого не было, а Левитанский читал пародии в стиле «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять». На Ахмадулину, на Евтушенко, Вознесенского и еще многих. И вдруг он прочел:

Зайцы не умеют плавать
И не близко и не далеко.
Одного из зайцев звали Клава,
В это вам поверится легко.

Клава жил без мамы и без папы

И имел имущества всего
Две и две — всего четыре лапы,
Уши, хвост и больше ничего…

Ну и дальше, про охотника и так далее. Юра так захохотал! На него строго посмотрел Булат и сказал: «Прошу всех встать». Все обомлели, Юрка еще продолжает смеяться, а он говорит: «Это нужно слушать стоя. Ибо они фамильярностей не любят». И тут все стали хохотать.

В фильме у него была только пара эпизодов, но на съемках он присутствовал независимо от своего эпизода, с удовольствием погружаясь в новую стихию. Он сопереживал всему. И именно поэтому он был помощником и в случае с ребенком, и вообще. Он приезжал заранее, задолго и наблюдал, как тут что, чего. И, как всегда, как юный пионер, был готов немедленно помочь. Я и говорила ему тогда: «Ну, юный пионер, давай помогай, будь наготове».

Всю жизнь я завидовала людям, умеющим играть на фортепиано и водить машину. Потом я двадцать лет водила машину, а на фортепиано так и не научилась играть. Юрочка умел играть на фортепиано и еще много чего. Это мне напоминает анекдот, как Путин зашел на соревнования по женской гимнастике и случайно победил. Так вот у меня такое ощущение от Коваля. Он мог везде случайно победить, не настаивая на этом, потому что профессионализм у него сочетался с удивительной чуткостью, органикой и красотой души…

Октябрь 2007 года

Записала и подготовила к печати Ирина Скуридина

Виктор Чижиков. Птица-иволга

Познакомились и перезнакомились мы все в «Мурзилке». В здании «Молодой гвардии» я тогда работал и в «Мурзилке», и в «Вокруг света», и в «Юном натуралисте», и в «Вожатом», и в «Веселых картинках», и в «Пионерской правде». Никуда не надо было выходить — мы играли в пинг-понг в холле, иногда высовывалась голова заинтересованного в ком-нибудь из нас человека и говорила: «Витя, зайди». Время от времени нас всех расхватывали по комнатам прямо от этого стола. Мы с Ковалем так и познакомились: поиграли в пинг-понг и пошли в шашлычную на Краснопролетарской, где разрешались тогда споры и завершались дискуссии.

Редактором «Мурзилки» в то время был Анатолий Васильевич Митяев, человек очень внимательный к молодежи. Он понимал, что будущее журнала надо отрывать от пинг-понговского стола. И у него с большим успехом начинали работу многие литераторы и художники. Сам Анатолий Васильевич располагал к этому: все мы увлекались рыбалкой и часто ездили рыбачить на его машине. Вот и Коваль пришел к Митяеву и полюбился ему сразу. Митяев тут же предложил ему и художнику Вениамину Николаевичу Лосину командировку на границу, к пограничникам. Лосин — блестящий рисовальщик. Ему ничто не стоит нарисовать и пограничную собаку, и лошадь, и кого угодно в любом ракурсе. И они поехали с большим удовольствием. Результат превзошел все ожидания — великолепные рисунки Вени Лосина и великолепная проза Коваля ошеломляли. Еще когда повесть «Алый» публиковалась с продолжением в «Мурзилке», я с нетерпением ждал следующего журнала. Хотя я тогда уже был членом редколлегии и мог бы рукопись взять, но я нарочно не брал — мне было интересно сохранять интригу.