Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Так совпало, что в той деревне, где у меня дом, и Митяев жил. На многие годы после развода он осел там и был моим непосредственным соседом… Совершенно неожиданно он женился, и совершено неожиданно на бывшей жене Коваля, и совершенно неожиданно представил ее мне. В общем-то, мы были знакомы, потому что Ия работала в «Молодой гвардии». Я часто обращал внимание на эту красивую женщину, знал, что это жена Коваля, и, конечно, очень удивился, узнав, что теперь она жена Митяева и моя соседка. И тут приехал Юра.

Зашел к нам и говорит: «Ты знаешь, мне сказали, что дочка моя приехала и у Митяева живет, но я там еще в качестве бывшего мужа не бывал. Пошли со мной». Заходим в дом. И вдруг я увидел, что печка в избе Митяева расписана. Коваль спрашивает: «А кто это расписывал печку?» А Митяев говорит: «Это Юля расписала. Она сейчас у нас тут живет. Ушла за грибами»… Коваль долго смотрел на печку и говорит: «Анатолий Васильевич, ну какая ж талантливая у нас с вами дочка!» Это была самая естественная и самая уместная фраза, произнесенная Ковалем в этот вечер.

Коваль очень тепло относился к дочке. Ато, что между Юлей и Ковалем мощная связь — это видно и внешне. Она играет на гитаре, она рисует, и вот, как теперь выясняется, пишет. Она еще и людей лечит, в реанимации работает. Юля — молодец.

Вспоминается поездка группы писателей и художников в Латвию на Дни российской культуры для детей. По приезде в Ригу нас собрали в вестибюле гостиницы. Навстречу нам вышла женщина-администратор с мощным бюстом и зычным голосом:

— Товарищи декадники, прошу вас зарегистрироваться в этом окошке!

Коваль, чуткий к слову человек, восторженно смотрел на администратора, пораженный не то словом «декадники», не то бюстом администратора.

На следующий день во время завтрака мне слышался голос Коваля: «Нет, я как декадник не могу себе позволить…» или: «Мы, декадники, просто обязаны…»

Надо сказать, что после выступлений в школах, детских домах, нас не только кормили, но и здорово поили. Однажды мы с Юрой накануне переусердствовали, поэтому с нетерпением ждали отъезда автобуса на выступление, чтобы поправить здоровье.

Сели в автобус, поехали в город Огре. Долго петляли по закоулкам пригорода Риги, остановились у светофора. И тут Юра обратил мое внимание на двух пьяных, которые никак не могли поднять третьего своего друга из лужи.

— Видишь, Чиж, — это «декадники» из конкурирующей организации. Они уже выступили, отдыхают, а мы всё еле тащимся.

Коваля иллюстрировали замечательные художники, и он сам о художниках сказал очень хорошо: «Я думаю, что лучшими людьми, которых я встречал, были, конечно, художники. Мне кажется, художники — это, в сущности, соль земли. Иисус говорил: „Праведники — соль земли“. Я, конечно, не смею поправлять Матфея, великого автора великого произведения. Но я от себя так бы добавил: художники и праведники — это соль земли». Гениально сказано… И хорошо, что Юра больше дружил со скульпторами. У них другое ощущение объема, и оно помогало ему осознать свой космос. Коваль в прозе умел одним мазком создать огромную картину. Калиновский это все очень остро почувствовал и форзацем в «Недопёске» сделал степь: маленький недопёсок бежит по этой степи, а над всем этим — созвездие Орион. И сразу чувствуешь, что Коваль охватывает своим творчеством космос. И в этом космосе созвездие дышит над землей, и тут же передвигается «микроорганизм», убежавший со зверофермы. Огромнейший масштаб.

Приехал однажды Юра к нам в деревню. Зина, моя жена, показала ему красивое лоскутное одеяло, сшитое нашей соседкой Евдокией Павловной. Ковалю захотелось такое же, пошли узнать, нет ли еще одного в продаже.

— Евдокия Павловна, какое красивое одеяло вы Чижиковым сделали! Нет ли еще одного? — спросил Юра.

— Как нет? Есть! Вон на печке лежит.

Развернул Юра одеяло и ну нахваливать, восторгаться:

— Евдокия Павловна, а где вы такие красивые лоскутки берете?

— А на «Красном Эхе».

— Где, где?

— На «Красном Эхе», фабрика у нас в Переяславле такая есть.

— Надо же! — сказал Коваль, обернувшись ко мне. — И эхо у них красное!

Прошло несколько лет. Сидим мы с Юрой на каком-то вечере в Малом зале Союза писателей. Когда на трибуну забрался толстый человек с красным лицом и мощным голосом, Коваль сказал:

— А вот тебе, Чиж, и «Красное Эхо»!