Коварная дама треф

Второе. Если с его стороны самооговор, как Александр кричал, выпучив глаза, его никто на это не подговаривал. Мы с ним беседовали за милую душу, слово, так сказать, за слово, я-то вообще, по правде сказать, любитель в таких случаях в большого слушателя превращаться. История трагическая, довольно жизненная, в некотором роде для мужского пола поучительная, как здесь не заслушаешься. К тому же очень чувствительная, можно отметить, романтичная: единственный верный друг, с которым всю жизнь рука об руку да которого все время тащил за собой, человеком сделал, а он тебе и нагадил в самую что ни на есть шляпу. Трогает? Ну как же! Очень даже впечатляет.

Третье. Зубров — человек от сохи, на земле вырос; ордена, грамоты, почет и блеск — это все мишура, это побочное, второстепенное; он на земле у себя дома, его судьба ласкает, все привык делать один раз, потом не переделывать: учился, служил, «нюхал демократию в составе ограниченного контингента войск, которые на танках в Праге спесь некоторым сбивали» — это его слова в его же откровениях, я за язык не тащил. Женился по любви и «Настене» своей, как он ее именовал, наклепал троих, один другого меньше. У него, как в сказке, — загадал желание, оно и исполняется. Так всю жизнь и везло. Этот везунчик со своими чудными лошадьми в Европу ездил, найдите такого в области! Нет. Он врать не умеет, научить не успели, да и незачем. Я же отмечал его удивительное качество — ему судьба везде орлом монету показывала. Он членом райкома, не думая о выгоде, стал. Куда уж тут!

Выходит, он и милиционерам повинную сам написал, и следователю Течулину сказал на первом допросе, а мне в задушевной беседе чистую матку-правду. Излил, так сказать, душу, как есть.

Сомневаться в его откровенном признании нет повода.

Весь его рассказ вписывается в обстоятельства убийства, которые следователь, помимо его признаний, установил другими показаниями очевидцев: жены, соседей, детишек малых, сбежавшегося со всего острова народа. Зачем им оговаривать своего любимого директора, который все для них, все ради них, все только им… Как клушка с птенчиками. Они на острове не жили, а катались как сыр в масле. Там и заработок, туда рыбкооп с райпотребсоюзом и автолавки с лучшим товаром к празднику торопятся, как правительство в Москву!.. Врагов у него отродясь не бывало. Один только, которого он сам, Зубров, и пригрел, как змеюку на своей груди. Но это не враг. Это совсем другое дело. А он, добрый мужик Зубров, не знал и не слышал про восточную пословицу ничего. Да он и книжки-то если читал, только те, которые для работы нужны были… А пословица, если бы знал, возможно и пригодилась. На Востоке говорят искушенные люди: «Смертельно жалит змея, согретая на груди!» Эх, Зубров, Зубров, наивная душа…

Рассуждаем дальше.

Раз директор Зубров не такой железный, как с виду кажется, значит, есть ключик к дверце его души. А уж ключик подобрать да в душу влезть, да с сапогами по чистой и нетронутой.

Все сразу и отпечатается.

Вот с такой девственной, неискушенной душой и попал в тюрьму Иван Григорьевич Зубров.

Не верьте, друзья и недруги мои, не верьте блатным, что есть люди, пусть битые и перебитые, в наколках до пят и ни слова, кроме фени, не ботающие, рецидивисты или авторитеты заслуженные, которым тюрьма — это дом родной. Говорят это только с горькой иронией и с большой обидой на свою пропащую жизнь. Тюрьма — это… тюрьма. Никаких правил там нет, как нет и человеческого обличия, а уж о благородстве надобно забыть, лишь только переступил порог. Не зря и поговорки они придумывают типа «приходя — все забудь, уходя — не прощайся». Там жизнь закручена совсем другими принципами. Человеческое заканчивается, а мразью несчастный становится с первой минуты, как попал за те стены и привели его для тщательного обыска, потому как из человека бедолага превращается даже не в животное, а в голое, в самом непосредственном смысле этого слова, животное и голый объект, пока его не препарируют, как лягушку под стеклом увеличительным, ни разгладят, ни выпотрошат душу и снова оденут.

Я никогда не забуду, как старший следак, учитель мой первый Денисов, еще студентом водил меня в «белый лебедь». Как романтично звучит — «белый лебедь»? Ведь придумал кто-то от великой тоски по свободной белой птице, летящей в теплые края, назвать так мрачный страшный застенок, где большим счастьем считается одно — быстрее забыть, что ты человек и что есть необычайное чудо на земле — свобода! Иначе с тоски подохнешь.

Там быстро ломают таких свободных орлов, как Зубров. Такие девственники хрустят, словно бублики, на клыках истосковавшихся до злодейских забав блатных. Вот и зажевали бедного Зуброва. Не продержался он и дня. А когда взмолился и душой, и телом, та же братва научила, как выбраться; и первое условие — ничего не признавать и косить. Врать, что сможешь, пусть у следователя голова гудит, а косить под что попало: под несчастную жертву, под больного и немощного, под психа. Ну что я буду рассказывать, кому это интересно…