Коварный искуситель

– Мы отправимся по дороге, что ведет в Сазерленд. – Он указал путь на карте. – Оттуда в Кейтнесс. Надо надеяться, к тому времени, как мы будем в Уике, погода наладится, и мы сможем переплыть через пролив до Оркни.

Там была земля Маккея. Святой-покровитель не оставит его в беде!

Лахлан почувствовал присутствие Беллы раньше, чем она заговорила.

– Сегодня мы не сможем ехать дальше – нам нужен отдых.

Он медленно обернулся и взглянул ей в лицо.

– Не сейчас.

Румянец гнева окрасил ее щеки.

– Дети больше не выдержат, да и некоторые дамы так ослабели, что того и гляди вывалятся из седла. Мы промокли до нитки, проголодались, и нам нужно поспать – пары часов маловато.

Лахлан сурово сжал губы.

– Придется потерпеть. Отоспаться сможете на корабле, когда доберемся до Уика.

– Они не доедут до Уика, не выдержат. – Белла сверлила его взглядом. – Зачем так гнать?

Он не хотел делиться с ней своими опасениями, чтобы не тревожить понапрасну. Да и что у него есть? Лишь дурное предчувствие.

– Это нужно для нашей безопасности. Чем скорее доберемся до Норвегии, тем лучше.

– Пожалуйста, Лахлан! Вы только посмотрите на них! Они не могут ехать дальше.

Звук собственного имени, слетевшего с ее языка, заставил вздрогнуть его сердце. И Лахлан сделал то, чего старательно избегал: окинул взглядом некогда изысканных дам, которые теперь казались грязными оборванками. Они сидели прямо на земле, привалившись к стволам деревьев или камням. Юный граф свернулся калачиком на коленях у матери, Мэри Брюс спала, уткнувшись щекой в покрытое мхом бревно, а Марджори, юная принцесса, заснула на руках у королевы.

– В Тейне есть святилище, – сказала Белла. – На эту ночь мы могли бы укрыться в часовне Святого Дугласа.

Она явно все продумала. И была права: король Малькольм своей хартией даровал Тейну статус святилища еще более двух веков назад. Беглецы согласно закону и традиции могли найти здесь безопасное убежище.

Лахлан знал, что слишком суров с ними, пусть и для их же блага.

– Хорошо. Мы останемся на ночь в Тейне. – Он посмотрел на небо; дождь сменился тонкой моросью. – Если погода переменится, мы можем попытаться раздобыть галеру и отплыть прямо оттуда.

Они не успели добраться до церкви, как Лахлан уже пожалел, что поступил вопреки собственному чутью и поддался на уговоры графини. Какого дьявола с ним творится? Позволить руководить какой-то бабе! Нет, нельзя, чтобы она им помыкала.

Лахлан не знал, как назвать то, из-за чего стал таким, но был уверен, что пора это прекратить. Нельзя, чтобы женщина забрала власть над ним. Те люди погибли потому, что он потерял голову из-за бабы. И вот пожалуйста – опять зуд в одном месте.

Но ведь Белла совсем не такая, как его жена… Или он ошибается?

Он не мог забыть сцену с Брюсом. Эта картина стояла перед мысленным взором, не давая покоя, как заноза, потому и настроение к тому времени, как они добрались до старой часовни, которая стояла на высокой скале над морем, успело вконец испортиться. Каменное здание – футов тридцать на двадцать, не более – со сводчатым деревянным потолком вмещало в себя несколько скамей и каменный алтарь. К счастью, из-за позднего времени в церкви никого не было. Священник, вероятно, спал в своем домике, расположенном неподалеку.

Убедившись, что женщины с детьми устроились, Лахлан вышел осмотреться и убедиться, что никого поблизости нет, а заодно поискать галеру. Дождь прекратился, и чем скорее они отсюда уберутся, тем лучше.

Он едва успел закрыть за собой деревянную дверь, как из-за угла показалась Белла, едва не налетев на него.

– Что-то не так? У вас такой вид, будто вы чем-то недовольны.

Вряд ли она заметила, что, внимательно разглядывая его лицо, сделала шаг ему навстречу. Зато заметил он. Тело напряглось, когда легкий аромат розы привел в смятение его чувства – и разум.

– Хочу осмотреться и, может, найти корабль, – ответил он, изо всех сил стараясь скрыть свое состояние.

Интересно, понимает ли она, каких усилий ему стоит не прикасаться к ней, не прижать спиной к двери, чтобы дать выход бушующему внутри урагану. Может, тогда он избавится от этой болезненной тяги, что не дает ему житья. Годы самоотречения пошли псу под хвост. К дьяволу! Он не ждал подобных чувств.

Лахлан стиснул зубы. Дело прежде всего. Однако долго ли еще он сможет продержаться?

Она подняла к нему лицо, и он увидел в ее глазах печаль.

– Значит, мы должны покинуть Шотландию? Неужели больше негде укрыться?

Он понимал, что она устала, что не может мыслить разумно, что мысль о дочери разрывает ей сердце, и все равно почувствовал вспышку гнева.

Ведь он предупреждал ее, чем она рискует, да она не хотела его слушать. По-настоящему она до сих пор не осознала всю серьезность того, что сделала. Хоть в Норвегии, хоть в Шотландии: правда везде одна.

– Разве вы не понимаете, графиня?

Его мрачный насмешливый тон заставил ее отпрянуть.

– Что я должна понимать?

– Что вы потеряли дочь уже в ту минуту, когда возложили корону на голову Брюса. Бьюкен никогда не отдаст вам девочку. Чтобы вы знали – он, вероятно, уже спрятал ее где-нибудь в Англии.