Коварный искуситель

Белла не понимала, что с ней происходит. Ее бросало в жар. Тело налилось тяжестью. Внизу живота будто разворачивались тугие кольца. Это было тем более странно, что она-то ждала другого: что само тело не примет его, охваченное смутным отвращением, что ей станет дурно, когда этот дикарь начнет пожирать ее своими поцелуями, – но этого не произошло. В поцелуе Лахлана не было ничего отвратительного, а ведь перед ней был разбойник, который брал все, что хотел. Его страсть оказалась жаркой и влекущей, вовсе без насилия и жестокости, исполнена соблазна. Ей захотелось обвить его шею руками и прижаться теснее к мускулистому телу, растаять в его объятиях, ощутить своими мягкими изгибами каждый дюйм его силы.

Ей так хотелось отдаться ему, свободно дарить то, что муж всегда брал силой.

Лахлан пробудил в ней… желание. Она так его хотела: отчаянно, как никого и никогда. Муж внушил ей, что она холодная и бесчувственная, но сейчас она поняла, что это не так, и почувствовала, как просыпается желание, разливаясь по телу будоражащим теплом.

Изабелла прижималась к Лахлану, упиваясь восхитительным и греховным ощущением собственной груди, распластанной о его грудную клетку. А потом, со вздохом, она раздвинула губы.

Лахлан почувствовал, что она готова уступить, и у него вырвался довольный рык. Ему хотелось покарать эту женщину за то, что из-за нее он потерял над собой контроль, за то, что уступил плотской страсти, которой поклялся избегать: он обезумел, рассвирепел, очутился на краю, – но гнев его рассеялся в тот же миг, когда их губы соприкоснулись. Лахлана сокрушила волна чувства, исполненного и нежности, и силы. Нежности, разрази его гром! Он не смог бы обидеть Беллу. Он же сказал, что никогда бы не взял ее насильно, и это было правдой.

Боже, какая же она сладкая! Он даже не представлял, что бывает такая сладость. Он не смог бы от нее отступиться, даже если бы захотел.

Он ожидал – был почти уверен, – что она его оттолкнет, но ее осторожный, вполне невинный ответ едва не свел его с ума.

Ощущение мягких чувственных губ, которые раскрывались ему навстречу, распаляло Лахлана больше и больше. Его язык проник к ней в рот, и теперь он целовал ее смелее, стремясь завладеть всем, что она была готова ему предложить.

Белла целовала его в ответ, ее тихие стоны служили ему поощрением. Он чувствовал, как охотно Белла прижимается к нему, как нарастает в ней страсть, как ее поцелуи становятся более требовательными.

Их языки сплетаись: сначала медленно, будто изучая, потом быстрее, увлекаемые чувственным водоворотом. Лахлан так долго ждал этой минуты, что медлить больше не мог.

Кровь закипела в его жилах. Кожу жгло. Казалось, она так натянулась, что стала мала для его огромного тела, как и сведенные судорогой мускулы. Ему было мало ощущать на себе каждый роскошный и нежный ее изгиб, он хотел стать ближе, еще ближе…

Лахлан запустил руку в шелковистую массу ее волос, обхватил ее, притиснул спиной к двери. Здесь. О господи, прямо здесь и сейчас. Жаркая волна грозила накрыть его с головой.

Все тело его таяло, но твердый ствол уже втиснулся в мягкое местечко между ее ног. Мучительно хотелось вонзить его… Лахлан почти ощущал, как скользнет в нее, как обнимет ладонями ягодицы и приподнимет, чтобы она обвила его талию ногами, и вонзится в мягкое, влажное и жаркое средоточие.

Он мог бы разорвать на ней корсаж, чтобы ощутить, как затвердевшие ее соски щекочут кожу. Она бы раскраснелась, распаляясь, и аромат розы стал бы сильнее.

Лахлан слышал бешеный стук ее сердца, прижимаясь губами к ее губам и уступая страсти, которую сдерживал так долго. А Белла забылась, опьяненная желанием. Она и не предполагала, что так бывает. Поцелуй Лахлана становился все настойчивее. Каждое жадное движение его языка обжигало подобно разгоравшемуся все сильнее пламени.

От ощущения твердости его плоти между своими ногами ее затопило новой волной страстного желания. Его бедра пришли в движение. Вверх по позвоночнику пробежала дрожь предвкушения. Ей захотелось почувствовать его внутри себя, ощутить толчки и скольжение…

Боже правый!

Греховность собственных мыслей грубо вернула Беллу к действительности. Что она делает? Как могла уступить вот так, сразу, полностью и безоговорочно? Неужели она и правда испорченная? И муж был прав?

Вместо жаркой страсти ее затопила горячая волна стыда. После долгих лет подозрений и беспричинной ревности она наконец воплотила в жизнь обвинения своего супруга.

Она оттолкнула Лахлана.

– Остановитесь!

Лахлан отпрянул, и она увидела то, чего так боялась: желание, вожделение.

– Как вы смеете вы прикасаться ко мне! – выкрикнула Белла в панике и ударила его по лицу.

Она не знала, кто из них был сильнее шокирован яростью ее реакции. Лахлан медленно обернулся, и она съежилась, увидев на его лице отпечаток своей ладони.

– Вы оскорблены тем, что я прикасался к вам, графиня, или злитесь из-за того, что вам это очень понравилось?

Справедливость его обвинения была жестоким уколом. В горле уже закипали слезы.

– Что вам от меня нужно?