Ковчег для варга (СИ)

— Все уходите, — мерно и ровно роняет в этот момент Гриз. — Нэйш, вы же с Гроски собирались в рейд? Мел — на тебе белый грифон, я подойду часа через два-три. Аманда, подмени меня пока с учениками. Да, еще. Надумаете поубивать друг друга в коридоре — сделайте милость, сотворите это тихо и помните, что оставшиеся в живых принимают на себя обязанности умерших. Я с девочкой останусь, если что — посигналю.

Мел вылетает из комнаты первой — хмуро зыркнув мокрыми глазами. Взметнув юбками, выходит Аманда. Нэйш получает на прощание привычный кивок — поговорим после. И выметается с пожатием плечами — разговаривать не о чем, сколько было разговоров после… «устранений без приказа»?

Скр-скр, — будто чересчур надоедливый сверчок. Скр-скр…

— Ким. Хочешь, пока можешь остаться. Только вылезай уже оттуда, вир тебя побери.

Новичок слишком хорошо умеет сливаться с мебелью — вот и зажался в угол, между шкафом и подоконником. Вплавился в стену — и не видно почти: так, клок русых волос да пятак механической свинки — та все перебирает и перебирает ногами, скрипит — уже привычным звуком…

— Ну… — едкая горечь — в горле. — Добро пожаловать в питомник, и если тебе Шеннет говорил, что тут все очень радужно… помнишь мои рассказы? Вот тебе подтверждение.

Ким… Зинич, так его на самом деле зовут… движется мягко и осторожно. Смотрит на девочку на кровати. Дыхание у него выровнялось, на лице — вечное «все беды этого мира из-за меня».

Гриз поднимается к столу с основными снадобьями. На полстакана воды — десять капель «Легкого дыхания», десять — «Руки Целительницы», пять — «Корней земли».

— Держи. Аманда, видно, забыла — тревожилась из-за Йоллы… сильно ушибся?

Мотает головой, прижимает к себе свою механическую свинюшку, округляет губы: «Он же… из-за меня».

— Садись, — машет Гриз, — зелье выпей. И перестань. С бывшими бойцовыми сложно всегда. Наверное, Йолла тебе уже рассказывала насчет того, как мы с ними обычно тут работаем. А что у нас иногда получается — говорила?

— Иногда животное возвращается в дикую природу, — тоном ученика на экзамене отвечает Ким — ровно, тихо. — Иногда — ничего не выходит, тогда приходится держать в неволе… Иногда оно… исправляется. Но вернуться уже не может, потому что слишком доверяет людям.

— А иногда выбирает себе хозяина, и это бывает страшнее всего. Бойцовые… всю жизнь замкнутые в клетки, видевшие только убийства… не привыкли выражать любовь. Даже если их научить подставлять брюхо или приносить палку… им будет казаться мало, потому что она становится сущностью их мира. И им нужно непременно показать — до чего она велика. Поэтому то, что они могут творить в таком состоянии…

«Вместе, — шепнула она, и глаза ее проросли зеленью, и Морион тыкался в ладонь носом — как в алтарь своего божества, потому что это вот всё — его, и питомник тоже его, и дом, и эти женщины, которых теперь надо сторожить…»

 — Запереть, — голос у Кима приглушенный, тяжелый. — Можно же запереть…

— Можно. Только вот не выход.

В памяти — Мел. Во весь рост: шрам на виске, огонь в глазах: «Опасность?! Опасность — чертов Синеглазка, норовит всем мозги спалить. Морион — лапочка. С полуслова понимает. Запирать не дам!»

— Запирать — почти всегда не выход. Временная мера, которая может навредить. Клетка ломает. А того, кто как Морион — выбрал своё… ломает куда страшнее. Такие умирают или остаются калеками — от невозможности высказать любовь.

Секунда — кажется, что он посмотрит пристально в глаза и поинтересуется: так что ломает сильнее, клетка или эта самая любовь? Но Ким говорит только:

— Вы же держите их в клетках.

— Когда они больны. Или их невозможно вернуть на свободу. Тогда приходится уговаривать. Убеждать, что это ненадолго. Некоторые, правда, и сами не против такого дома…

— Клетки бывают домом?

— Думаю, об этом ты мне мог бы больше рассказать.

Ким силится издать какой-то звук — вроде бы, протестующий. Но только задумчиво опускается наконец на стул рядом — продолжая разговор, начатый в первый же день. О клетках и законе, о возможности выбора.

О том, что самая страшная клетка — как раз та, про которую думаешь — дом…

И решетки кажутся невидимыми.

— Поставь-ка на пол, — говорит Гриз. Механический яприлёныш приземляется на пол — Ким сгружает творение с рук бережно, будто ребенка. Яприленыш и ковыляет как ребенок — раз-два-кулдык- сейчас свалится…

— Что это он у тебя так хромает?

— Это… давняя недоработка. Проблема конечностей у яприлей — особое строение в части сухожилий. Мы… я… пытался исправить, еще… раньше. Но литературы не было, и… образцов тоже было недостаточно, так что это оказалось нерешённым. Я думал, усиленная конструкция…

О креплениях, деталях и поршнях Ким говорит гладко, ровно, взахлеб — запинается только, когда невольно нужно обернуться в прошлое. Хоть вполглаза, на миг.

Просто несколько мгновений — наполненных схемами, чертежами, чужим вдохновением рядом. Чтобы прикрыть глаза, выдохнуть и осознать.

— Это… несправедливо.

Гриз открывает глаза. Ким кажется чуть удивленным — вот ведь вырвалось. Подталкивает обратно к себе смешно ковыляющую свинюшку — случайного свидетеля.