Я не то чтобы рвался в лучшие, хотя до сих пор и сидело где-то то самое желание быть первым, которое я доверил парковой скамейке, однако оно весьма притупилось со временем. Просто мне действительно не составляло труда открыть рот и ответить, даже если в результате мои соображения оказывались не совсем верными. Но это почему-то очень злило моих согруппников. Больше других изгалялся Эхойя Дранг — офицер лет тридцати из штурманского отряда Блейда. Я даже принялся вспоминать, не наступил ли где ему на любимую мозоль во времена житья в Скайполе, но так ничего и не вспомнил.
Нажим со стороны моих сокурсников еще усилился, когда начали выкидывать отстающих. Едва нас набрали, сразу было объяснено, что пилотов нужно шестьдесят — по двое на восьмичасовую смену на каждой шлюпке. А набор в группы произведен с небольшим резервом, и лишние по мере выявления успешности их обучения будут выбывать — на Корабле хватало забот, и рабочие руки требовались везде.
К тому же в группе пилотов я был самым младшим, из-за чего, видимо, многие решили, что я вылечу на первом же этапе — оказалось, из курсантов вообще не отбирали, только из младших офицеров. Что еще раз сделало ненужный акцент на мне. Мало того — неделю за неделей я оставался в составе и проходил проверочные испытания, в то время как более достойные, с точки зрения скайпольцев, оказывались за бортом.
Изначально мне не казалось все это таким уж страшным. Я думал — перетерплю, ведь цель многое искупает. Но через месяц уже очень близок был к тому, чтобы взять самоотвод. Опять же — не давало только чистое упрямство. И то, что с каждым прошедшим часом время высадки приближалось.
83
До Поворота я думал, что больше того, как мы уже работаем, работать нельзя. Оказалось — можно. Начался демонтаж синтезаторов. Я по своему техническому невежеству считал, что синтезатор — это коробка субатомного преобразователя размером с мою каюту, напичканная электроникой. Черта с два: сотни футов проводов, тысячи плат и микрочипов, изотопные пушки, лазерные накопители — вся эта дрянь пряталась под полом синтезаторной, и каждую деталь, каждый провод нужно было упаковать, отмаркировать, доставить к шлюпкам и передать карго.
После ферм я шел в столовую, не присаживаясь съедал свою порцию каши и отправлялся в коридор около синтезаторной. Там складировались коробки, которые следовало перенести к лифтовой шахте. Контейнер теперь непрерывно ходил вверх-вниз, поднимая в Черный коридор подготовленные к погрузке упаковки: в большинстве мастерских работа не останавливалась даже ночью, люди трудились на износ, забыв про бильярдную, спортзал и праздную болтовню после ужина. Я таскал на спине тяжеленные ящики, сгружал их в контейнер, выпивал кружку теплой воды из бака и снова возвращался к синтезаторной — за следующей партией.
На сон оставалось часов шесть, и поддерживала меня только мысль, что через две недели мы улетим с Корабля на планету, где будет вдоволь воды, еды, воздуха и времени, чтобы выспаться.
Я мог бы попросить Нора снять мучительную непрекращающуюся боль в мышцах, которая изводила меня и днем, и ночью. Но он возвращался сверху совсем вымотанным — с черными кругами под глазами, с опухшими веками, еле живой от напряжения и головной боли. Я прижимал его к себе, укутывал в одеяло, гладил по отросшим темным волосам, которые неожиданно завились на концах крупными кольцами. А потом мне всю ночь снились пустые танки, скребки, перепутанные провода и бесконечные ящики, которые нужно было тащить к шахте.
Брагу мне предложил Дик. Случилось это за неделю до намеченной эвакуации, вечером. Я только-только вылез из танка, насквозь мокрый от пота и антисептика, и стоял, пытаясь размять ноющую поясницу. Дик покосился на меня, ушел куда-то в подсобку, а затем вернулся, держа в руках пластиковый стакан, сунул его мне.
— Выпей. Полегчает. Но только один, а то развезет.
Стало действительно легче. Я, конечно, знал, что алкоголь снимает мышечные спазмы не хуже таблеток, только с более кратковременным эффектом. Но сейчас меня вполне устраивала и пара часов без уже ставшей привычной боли.
Перетаскав к контейнеру несколько десятков ящиков, я вернулся на ферму, забрался в подсобку и налил себе еще стакан браги. Дик не обеднеет, а мне очень хотелось хотя бы одну ночь провести без мучительных попыток найти наименее болезненную позу и при этом не разбудить Нора.
В каюту я пришел немного раньше, тщательно прополоскал рот, избавляясь от характерного «карамельного» запаха. Нор все равно почувствовал, когда мы легли спать, поморщился, но ничего не сказал. Я уловил его недовольство, помноженное на головную боль и усталость, и собирался уже объяснить, что вовсе не собирался напиваться, однако Нор отвернулся к стене и натянул на голову одеяло.
После начала демонтажа синтезаторов у меня почти не было времени заглядывать к родителям, Раде или друзьям. Но на следующий день после работы я снова выпил. Идти в каюту и натыкаться на сердитый взгляд мелкого не хотелось, так что я решил пересидеть какое-то время у Рады, чтобы Нор успел заснуть.